«The Coliseum» (Колизей). Часть 1
Шрифт:
– Даже так? – «дублет» ухмыльнулся. – Лесть? Хотите кончить «за здравие»? Или глубже?
– Или.
– Да уж… наваждение… – протянул издатель, делясь кивком с гостем и упорно не принимая реальность. – Интересно все-таки, со мной – то же самое? А Петр Кириллыч? Надо бы запомнить, да утром рассказать жене. Впрямь, будто явь! И с логикой всё в порядке. Преинтереснейший, доложу, сон…
– Действительно… что с вами, Олег Евгеньевич? Ведь «порядочность» не последнее для вас слово? – «виновник» поправил очки и с сочувствием
Глаза двух человек встретились. Сошлись. В отличие от позиций, веры и убеждений.
Что-то густое и тяжелое повисло над столом. Даже свет от абажура устал бороться с темнотой и жалобно мерцал, прося о милости не в том месте и не у тех людей.
– Так что же будем делать? – «галстук» обвел взглядом стол.
– С кем? С детьми, Еленой? С Рафаэлем? А может, все-таки с ним?.. – шевелюра «сползла» в сторону гостя.
– Да, пожалуй, начнем с него. Ответьте, граф!
– Разве мой ответ важен?
– Ваш особенно.
«Пуловер» кивнул в знак согласия:
– А то сыпят и сыпят обвинениями!
– Такого слова нет, Олег Евгеньевич. Сыплют.
– Так я вам и поверил, – усмехнулся тот.
«Сказочник» не смутился. Ответ был, ожидаем. Теперь он обращался к Пьеру:
– Понимаете, вы оказались вовлечены в поток событий, которые могут привести к трагедии… – сочувствие в голосе только добавило Безухову волнения.
– И которых не было у нас с вами, граф, – добавил первый.
– И мы должны как-то выйти из положения, – подытожил издатель. – Ну, начинайте, вам же есть что сказать, – он упер кулак в щеку, а руку в бок. – Толстого озарение.
Пьер растерянно пожал плечами.
– Петр Кириллыч, ну миленький, согласитесь же, в жизни нужно делать нечто иное, чем зарабатывание денег! Это цель отвлекающая, ложная! Я ведь только на вас и надеюсь! – Человек в галстуке умоляюще смотрел на него. – Ну кого же еще?! Кого должен тронуть был я?! Ведь опасность «зарабатывания» в том, что оно захватывает, начинает нравиться и пожирает! Уже не отпустит! Ни за что! А потом инфицирует других! Сначала – близких. Так и будешь пленником всю жизнь. Вирусоносителем. До самой… смерти.
– Кто ж мешает? Рожайте детей, стройте дом! – Новиков поморщился.
– Это следующая по степени ложь. Она возвращает к первой. А человека в тюрьму свою. Ведь двери ада заперты изнутри и ключи от них есть у каждого. Не того требует наш приход.
– Приход? Чей? – по досаде на лице говорившего Безухов понял, что зря вмешался.
– На землю, Петр Кириллыч. В жизнь. Не для смерти старалась моя мать… – человек в очках от отчаяния поставил локти на стол и упер в кулаки лоб.
– Сударь… – виновато пробормотал Безухов, – я право, согласен с вами… но, простите, я никогда и не зарабатывал их. Возможно кто-то другой, – он обвел взглядом стол, – поддержит вас.
Стол молчал.
– Тогда, господа, позвольте мне напомнить…
Стол молчал.
– Отлично! – рявкнула вдруг «шевелюра».
– Петр Кириллыч!? – отчаяние «виновника» было полным.
– Какие портреты? В какой галерее? – издатель снова поморщился.
– Да из прошлого… Романа…
– Романа? С кем? С авторами? С властью? – перебил Новиков, перечисляя знакомые.
– Лучше с совестью. Эти предадут, – уныло заметил «виновник».
– Вы не так поняли, господа. Из прошлого Романа Аркадьевича. Он выкупил ту галерею-с, – Безухов достал платок и начал снова протирать пенсне. – Галерея, в которой и каждого… из нас… портрет. Живой. Мы все записаны в книге жалоб. Да-с.
– Я что-то слышал, граф… – «галстук», морща лоб, обозначил усилие, – говорят, он хочет там, – и снова указал наверх, – предъявить галерею для оправдания. Ну, как настроившие церкви да часовни… тоже ведь надеються на поблажку.
– Ох! Ох! Охо-хо! – человек в дублете опять схватился за живот, – был, был свидетелем превеселого случая! Ох! Ох! Один, в очереди на небесах, где сортируют, кого куда… предъяву сделал и даже сверху храм указал. На мои деньги, кричит, построен! А вон еще часовня! Всех растолкал. Мое место проплачено! Ох, – он выдохнул. – Так те посовещались, за воротами-то, да старший, с крыльями, и говорит: проверили, действительно на ваши. Принято решение… вернуть деньги! – рассказчик снова захохотал. – Ох! Ох! Уморили!
– Да чьих жалоб?! – не выдержал Новиков. – Какая галерея?!
– Человеческих… да, да, господа, человеческих жалоб. Стоны адресны, – совершенно не поняв юмора, ответил Безухов. – Лично к вам. Ко мне. Ко всякому-с. Но главная – к себе. Возможно… затем, на землю-то и ступаем… – он с надеждой посмотрел на человека в очках.
В ответном взгляде виделась поддержка.
– Я уж подумал… полководцев! – воодушевился председатель, пытаясь «подправить» ситуацию. – У них масштаб! Один из «ваших» – Гюго как-то тоже припечатал: «Цивилизация, по жалобе человеческого рода, ведет следствие и готовит тяжкое обвинение против… полководцев». Вы, граф, из тех времен? Так прошу со мной быть на короткой ноге! Извольте!
– Вы так про издателей? – Безухов вспомнил сказанное ранее, но тут же стушевался, заметив по лицам новую оплошность.
– Хм… граф… в самую десятку! – восхищенно заметил человек в очках. – Не ожидал. Однако вы как-то сузили круг… осмотритесь, «десяток» вокруг полно! Убивают не только книгами. Поле брани куда шире. – Он был рад повороту, глаза заблестели. – Сами же с того начали. Мне кажется, вы хотели сказать совершенно другое… ну, смелее, Петр Кириллыч! Через такое пройти! Я не буду выстраивать ваши мысли – довольно! Сами!