«The Coliseum» (Колизей). Часть 1

Сергеев Михаил

– Всё встречаетесь? – перебил тот.

– Да не… дальше зашло. Попал. Да я и не против. Пора бросать якорь, в пучине жизни, так сказать. Уже пять раз об скалы трахало. У тебя-то дочь на выданье, а я без кола, без… не, двор-то есть. – Он осмотрел комнату. – Так вот, листаешь гения, Аустерлиц – не войска, а тьмы войск, до горизонта, медленно сходились в погибель, чтобы умереть. Это про Наполеона. За что? Какие козлы с крестом на шее посылали гуртом на смерть, в натуре? Читаешь, как потом сползались еще живые раненные – а во время сражения запрещалось ломать каре – не подбирали… так вот, сползались в одну кучу, чтоб умереть… в одном стоне. Оружие-то было несовершенно, больше калечило.

Массы полумертвецов. Груды! Кто с животом развороченным, кто с оторванной ногой, короче, полный гугл! И обо всём этом думает какой-то Болконский, тот еще тип… но репу чешет… А не те, что на задах – один, на барабане, а двое других, монархи, мать их в дым, побрякивая орденами. Никто, там, в Европе, не цитирует эти ужасы, однако на раз вспомнят Аустерлиц. Праздник даже такой завели. Короче, за что бились, калечили, убивали, раздали обратно. Так что всё возвращается! Всё!

Он снова потянулся к бутылке.

– Вот отправим социализм в Европу, и останется у нас, скромняг, только газ и нефть… только газ и нефть. То-оль-ко га-а-з и не-ефть! – протянул Самсонов оперным басом. – Не-е-ефть!

– Мне хватит, – Бочкарев закрыл рюмку ладонью.

– Да России тоже… только газа и нефти! Эх, золотишко мелочишко! Тоже ведь вдоволь! – друг снова захохотал. – Галина Андреевна осудит? – уже холодно ухмыльнулся он. – Так уже, по-моему, вчера. Ты ведь с другой отплясывал. Постой… – на лбу появились морщины, – что-то про тебя спрашивала… Да! Пьет ли Бочкарев! Вернее не у меня, у Эдика. Тот ей по незнанию мозги парил.

– И что? – заинтересованно спросил сосед.

– Да как обычно. Заманила, обласкала и расстреляла. В упор. Крупнокалиберными. Только лохмотья отлетали… Сам видел. Сегодня, поди, раны зализывает.

– Я про себя…

– М-м, что-то глупое отвечал… сказал, танцует. Я ведь понял: пьет ли сейчас? Смотрю – за столом нет. Танцует, говорю. Ну, она сразу и ушла.

– Значит, мне пора, – Бочкарев поднялся.

– Да постой, она не потому…

– Нет, пойду. Давай, приходи в себя.

– Тогда Людке позвоню.

– Тоже правильно. Только приберись сначала, – Бочкарев обвел рукой кухню, – и там, – он указал в комнату.

– Это уж, как положено, – согласился Самсонов и, зевая, закрыл за другом дверь.

Такие мысли, кружась в голове Виктора, на лестничной площадке «универа», не прибавили настроения, так что уединение женщин пришлось кстати. Однако они, не особо ценя его присутствие, говорили довольно громко:

– Да, ладно, – вдруг услышал он, – с кем только спать не приходилось, чтобы продвинуться по службе… или просто место сохранить. – Это был голос Галины. – Мужчина насторожился.

– Ты о ком? – второй голос сохранял спокойствие.

– О собирательном образе.

Завидная выдержка собеседницы сказала бы о многом искушенному слушателю, но Виктор таковым не был, что частично и объясняло своеобразие выбора Галины Андреевны.

– Собирай его в другой компании, хорошо? – процедила вторая.

– Можно и в другой. Правда уже собран… поздно пить «боржом», – съязвила та.

Достойность в соперничестве была оценена, и Полина поменяла фланг атаки:

– А как на кафедре? – с легким равнодушием спросила она и, тем не менее, вопросительно посмотрела на женщину, ожидая реакции. Желание прощупать обстановку и уж тогда определить, что стоит говорить, а чего нет, привычно возобладало.

– Да ждем известий, – Галина не торопилась.

Полина продлила молчаливый взгляд на полминуты и, не получив желаемого, бросила пробный шар:

– Я привезла заявление Елены Борисовны на отпуск. Она приболела…

– Да знаем, – мастер пикировок старалась тоже казаться

равнодушной. – Так и взяла бы после… – чуть удивленная хитринка губ женщины сказала Полине всё. «Значит, все-таки знают… пронюхали. Тогда без церемоний. Отдам, и пусть мучаются». – Она повернулась, сделала шаг в сторону Бочкарева, давая понять, что необходимость уединения исчерпана.

– Как Самсонов? Когда следующее погружение? Без приятных дам? А может и с ними? – Полина дождалась, когда Галина Андреевна подойдет, чтобы изящно уколоть сразу обоих информированностью в отместку за неудачу.

– Нет, Самсонов сейчас не пьет. Обещал в пост воздержаться.

Виктор смотрел прямо на нее. Успокаивало, что разговор напрямую его не касался.

– Самсонов? Пост? Я вас умоляю! А какой сейчас? – Полина театрально всплеснула руками.

– Да их много… Но не пьёт точно, сам свидетель.

– Ну, потом возьмет день за три! – Она рассмеялась. Галина Андреевна сделала это секундой позже, простив укол.

Разрядка, которая требовалась всем, состоялась.

– А вы… ты… как усилия? – уловив момент, когда Виктор отвлекся на проходящего мужчину, Полина стрельнула в ухажера глазами.

– Да какие усилия?., потуги, – нашлась Галина, глядя на преуспевшую в только планируемых ею делах женщине. Условие – не позволять высокомерия – было выполнено. Полина никогда не переходила грань. Как и собеседница, хотя обе забывали делать то же по отношению к другим. Такой вот уродливый статус-кво, характерный для современных «леди», не миновал и наших знакомых, потому разговор их обретал порой фальшиво-элегантный оттенок светских салонов XIX века, который хорошо описал гений русской литературы. Одной же из героинь удалось даже услышать его. И подсмотреть покусывание ногтей, немало удивившись такой общей черте с прошлым. Ведь мы всегда ждем только «нового». Не так ли обманываетесь и вы, дорогой читатель? Но «обманываться» – порой доброе чувство. Мы попытаемся сделать его именно таким.

Г-н N позволил себе улыбнуться. «Что ж, и мы от ста пятидесяти не отказываемся. А это уже другие светские, причем – «набирающие» обороты. Которые, как и прежде, элегантно перемежаются рыжиками в сметане, селедкой под шубой и просто горячей картошечкой с колбасой. Незамысловатость – вот, что должно быть в закуске, так же как и в оттенке, а не элегантность, – заключил Г-н N и тут же подумал: – Летом в Крыму продают только мясо ягнят. А «старых» баранов – зимой. Интересно, что сейчас за окном? – и повернул голову, – если зима, где же бараны? Неужели за столом?»

Г-н N осмотрелся.

– Весна нынче, – вдруг услышал он. – А бараны уж далеко от Крыма. Розница, милейший. Сторговали.

– Да за что?

– За концерт на Майдане.

– Кто-то продешевил?

– Само собой. Зато, какие песни послушали! Пламени на год, пепла на тридцать.

– Кто это?

– Лампедуза [3] .

– Да нет, кто говорит?

– Время «Прошлое». Познакомимся?

– Что-то не верится, – г-н N вздохнул.

– А ты как думал? Сковырнуть президента майданом – дело увлекательное, с бонусом. «Я делаю историю!» – кто устоит? Теперь лет тридцать будут отучать майданить. Властью-то всегда недовольны. Фигуранты отставок и уголовных дел пляшут, причем на сцене! Где такое увидишь? Тут и горилки с салом не надо… любовь к цирку – вот мотив. Или «любовь» у тебя связана с другим?

3

Томази ди Лампедуза, итальянский писатель. Автор единственного романа – «Гепард».