The Kills
Шрифт:
— Что ты здесь делаешь? — я открываю дверь, не ожидая увидеть ее на пороге.
— Сладость или гадость? — она игриво закусывает губу. — Твоей мамы нет дома? Можно войти?
— Войди, — я не понял, зачем она пришла.
Сам не знаю почему я впустил ее. Может меня так привлекли красные туфли на ее ногах?
— Почему ты не гуляешь с остальными? — она садится на мою кровать, закидывая ногу на ногу.
Я все не могу перестать смотреть на ее обувь.
— Я Дороти Гейл11, —
— Не хочется, — я сажусь рядом.
— Я подумала, что мы могли бы провести вечер вдвоем. Посмотреть ужастик.
— Зачем?
Она странно хихикает и вместо ответа ударяет меня подушкой.
Никогда не понимал женщин и их поведение. Гораздо позже я узнал, что это называется флиртом. В пятнадцать он выглядит как странные, нелепые ужимки. Впрочем, с годами ничего не изменилось.
Я перехватываю подушку из ее руки и ударяю в ответ. Она громко вздыхает и надувает губы, при этом продолжая улыбаться.
Мне понравилось. Я не сразу понял, что именно.
Я ударяю снова. Сильнее. Она падает спиной на кровать, чуть задирая свое голубое платье.
Она была такой же нескромной, как Валери. Со мной они всегда другие. Становятся сдержаннее. Я делаю их лучше, видя в их прекрасных глазах благодарность в ответ.
Я накрываю ее подушкой. Сначала она хихикает, слегка брыкаясь. Я не убираю руки. Тогда она начинает лупить меня ладоням, больно расцарапывая ногтями кожу. Ноги в красных туфлях беспорядочно дергаются, стуча каблуками о пол.
Мне чего-то не хватало. Подушка не позволяла услышать ее голос, жадные до кислорода вздохи. Слишком тихо.
Я много раз вспоминал о произошедшем во всех деталях. Мне хотелось получать удовольствие в полной мере и в полной мере дарить его своим девочкам.
Именно тогда я понял, что мои друзья имели в виду под странной фразой «у меня стояк». Когда я увидел ее неподвижную, покорно лежащую на моей кровати с задранной юбкой, все внутри меня ожило. Ничто в этом мире не вызывало до этого во мне столько волнения.
Я почти кончил.
— Ах ты паршивец!
Мама застала меня. Не знаю, почему она пришла раньше.
— Криворукий идиот! — она ударяет меня по лицу. — Мерзкий извращенец!
Мама останавливается над ней, тяжело дыша и гневно сдвигая брови.
— Неси отцовскую пилу.
— Зачем? — я стою, понурив голову.
— Неси, я сказала!
Тогда я провел в ванной наверное всю ночь. Звук костей, с трудом поддающихся моим усилиям, всегда будет ассоциироваться у меня с этим праздником. Кровь запачкала всю немного пожелтевшую от времени ванну и мою одежду.
Я попробовал ее нутро на вкус, пока мама убирала остальное в черный мусорный пакет. Мне понравилось.
В тот день на меня свалилось море новых открытий. Жизнь заиграла новыми красками. Я понял: животные больше не дают
Я закрыл глаза, втягивая носом бодрящий аромат утреннего кофе. По телу прошлась волнительная дрожь.
— Копай! — шипит мама, стоя рядом, пока я, вспотевший и утомленный, рою холодную, сырую землю.
Она подает мне пакеты, которые я начинаю складывать в яму. Я ощупываю ее голову под черным, плотным полиэтиленом.
— Что ты там возишься?!
— Сейчас, — взволнованно отвечаю я и располагаю ее лицом в сторону дома, соблюдая нужное мне направление.
Она всегда будет со мной. Всегда будет видеть меня, так же как и я ее. Прекрасные голубые глаза всегда будут смотреть на окна моей спальни.
Глава 12. Чужая душа — потемки
— Люцифер, постойте!
Я успел отойти от кабинета лишь на несколько шагов, как меня окликнула мозгоправ. Развернувшись, заметил удивленное лицо секретаря и замершую на пороге кабинета женщину.
— В чем дело?
Она покосилась на помощницу, та под строгим взглядом начальницы сразу уткнулась обратно в компьютер. Доктор неторопливо подошла ближе и протянула мне маленький белый прямоугольник, на котором размашистым красивым почерком был выведен номер телефона.
— Обычно я не даю рабочий номер пациентам, — едва слышно начала она пояснять, — но для вас хочу сделать исключение. Учитывая причину, по которой вы бросаете терапию.
— Зачем он мне? — я покрутил в руке импровизированную визитку.
— Если появятся вопросы. Позвоните или напишите, — женщина сделала паузу, изучая мою реакцию. — О полноценной терапии речи не идет, но я смогу дать совет или просто выслушать, если вам будет не с кем поделиться мыслями.
— Слабо представляю наши задушевные беседы по телефону, — с издевкой ответил ей.
— Я умею пользоваться мессенджерами. Полагаю, вы тоже, — не осталась в долгу доктор.
Я хмыкнул.
— Почему у меня должны появиться вопросы?
— Возможно сейчас, пока утрата свежа, их и не возникнет, — я все еще не понимал, что она так всполошилась. — Но я не исключаю вероятности, что спустя время могут появиться.
— Ясно, — не стал препираться, убирая визитку в карман пиджака. — Запишу ваш номер в телефон.
— Не стесняйтесь, если будет необходимость, — она проследила за тем, как я прячу ее номер.
— Стесняться? — я изогнул бровь от удивления. — Мне такое слово незнакомо.
— Хотя знаете, — доктор сжала губы, призадумавшись на минуту. — Скорее, если вам будет стыдно, знайте: я не буду над вами насмехаться.
— Стыдно? — я растерялся на такое заявление.
О каком стыде речь? Не припомню, когда последний раз испытывал это чувство.