The Kills

Белый Шум

— Сейчас речь не об этом.

— Люцифер, — она взгромоздилась мне на колени в своей привычной манере, обняла, взъерошивая волосы на голове, и прислонилась лбом к моему. — Я не хочу отбирать у тебя ту жизнь, которую ты однажды уже потерял. Ты должен встретить прекрасную девушку, с которой заведешь семью, кучу детей, кота, — Уилсон улыбнулась, — и собаку. Вы будете жить в красивом, большом доме, с просторной, залитой светом гостиной и идеальной зеленой лужайкой, — начала воображать Кейт, сопровождая речь жестами. — Здороваться с соседями, с которыми на выходных будете готовить барбекю на заднем дворе,

обсуждая последние новости в мире и сплетни. По вечерам ты будешь возвращаться в дом, в котором тебя ждут и любят, где пахнет выпечкой и уютом. С детьми вы будете ездить в Диснейленд, есть сладкую вату и кататься на аттракционах, — она продолжала говорить, вырисовывая все больше и больше деталей моей несуществующей жизни, унося мысли прочь от этого злачного места. — С женой вы будете отдыхать у океана, на красивом пляже с розовым песком и лазурной, чистейшей водой, как на картинке. Твоя кожа станет загорелой, а ты — еще более сексуальным. Настолько, что даже местные девушки будут оглядываться на тебя. Но ты будешь смотреть только на свою жену, ведь на ней будет преступно микроскопическое бикини, а за девушкой в таком наряде нужен глаз да глаз, — она покачала головой. — К тому же, ты ее любишь и тебя мало интересуют женщины вокруг. Ты ведь хороший муж, — Кейт поиграла бровями, широко улыбаясь. — А когда стемнеет, вы займетесь сексом на пляже.

— О, умоляю тебя, — прервал ее мечты. — Секс на пляже сильно приукрашивают.

— Почему?

— Повсюду песок. Прям повсюду.

Уголки ее губ чуть дрогнули, едва заметно поднимаясь.

— Последний раз я была на нью-йоркском пляже в детстве с родителями. Потом мне было совсем не до того.

Я впал в ступор.

Уилсон обняла меня, душа в объятиях, не давая опомниться, и горячо зашептала.

— Твоя жизнь должна быть такой, потому что ты ее заслужил. А не попытками спасти девочку с ворохом ментальных проблем. Я тяну тебя на дно и отбираю мечту. Это неправильно.

Я тяжело вздохнул. Утопическая картинка моей несуществующей жизни со звоном рассыпалась на мелкие осколки. Вокруг стенами встали крошечная, неуютная квартирка в маленьком городке и гнетущая реальность. Все равно что прекрасный сон, из которого выдергивают в холодное, осеннее утро.

— Уилсон, — я сжал ее талию, снова опрокидывая на диван. — Ты дуреха.

— Что?! — возмутилась она в ответ.

— А еще снова себя жалеешь.

— Я не…

— Жалеешь, — отрезал я. — И иногда ужасно раздражаешь этим.

Кейт обиженно надула губы.

— Ты поедешь со мной?

— С тобой?

— Да. В Чикаго, когда все закончится. Ты говорила, что не против, — поймал ее на слове.

— Хочешь, чтобы я ответила за базар?

— Да, Уилсон, ответь за базар, — я выжидательно посмотрел на нее, стараясь не выдать своих чувств.

Не хочешь сама решать свои проблемы? Боишься? Бежишь? Прячешься? К черту принципы, если они мешают мне получить желаемое. Возьму все в свои руки, ведь могу вывезти все, нас обоих. Наши обе изломанные жизни.

Нежно, почти невинно, одними только губами я поцеловал ее. Она обхватила мою голову руками, стремясь получить больше, но я прервался, не давая продолжить раньше, чем получу ответ.

Соглашайся. Ну же! А там и до терапии рукой подать. Будет

тебе и дом, и собака, и пляж.

— Да, — Кейт поцеловала меня в кончик носа. — Я поеду с тобой в Чикаго. Не обещаю, что буду смиренной, ведь иногда я совершенно невыносима, — она высвободилась и села, взяла со стола чокер, снова надела его на шею. — Но, — следующим был поводок. Карабин легко защелкнулся на широком кольце. Уилсон вложила кожаный ремень в мою ладонь. — Сейчас совершенно точно буду послушной.

— Ты, — я потянул ее на себя, — в самом деле иногда до одури невыносима. К тому же, — чуть распахнул рубашку на ее теле, — сегодня очень сильно меня разозлила.

Кейт перенесла руки вперед, поднимаясь на коленях, и провела пальцем по линии пояса брюк, заискивающе глядя на меня.

— Мне понравилось тебя злить.

— Так ты сделала это нарочно?

— Да. Злой ты меньше осторожничаешь.

Серией медленных, влажных поцелуев по животу я спустился вниз, поцеловал лобок и внутреннюю сторону бедра. Кейт шире раздвинула ноги, надеясь на продолжение.

— Я ведь заботливый.

Вместо ожидаемой ласки она получила несколько коротких покусываний.

— Очень заботливый, — вторила Уилсон.

Выпрямилась, натягивая поводок, и ухватилась за мои плечи, открываясь как можно больше. Ремень свободно лег между грудей. Я взял ее за талию и, придерживая, опустил на спину. Ей чертовски шла моя рубашка на голое тело, с пикантным дополнением в виде чокера и поводка.

— Поэтому я позабочусь о твоем наказании, — я никак не мог оторваться от разглядывания. — Может, будешь так ходить по дому?

— Если ты так хочешь, — соблазнительным голосом, растягивая слова, пропела она, одновременно закидывая одну ногу на спинку дивана.

Рядом со мной в ней будто переключался какой-то тумблер, полностью отключающий стеснительность, а бегунок «раскрепощенность» выкручивался до максимума. Этого не видел никто. Только я. И это заводило. Скромность, маску с которой я по обыкновению сорвал.

Я провел руками по стройным ногам, талии и спине, изучая каждый изгиб. Кейт, затаив дыхание, наблюдала за мной заблестевшими от возбуждения глазами.

— Маленькая проказница, — закончил поцелуем в ухо.

Между ее ног уже было мокро.

— Быстро же ты заводишься, — я сильнее надавил на клитор.

— Я завелась в тот момент, — она положила свои пальцы сверху моих, направляя их ниже, — когда ты назвал меня сукой, прижав к стене.

— Вот как.

Повинуясь намеку, я проник внутрь, утопая в обильной смазке, и потянул поводок. Уилсон вцепилась в диван, откинув голову назад, и закрыла глаза. Большим пальцем я вновь прижал клитор, размазывая влагу и срывая первый громкий стон.

— Испорченная, — я начал неспешно наматывать поводок на кулак, ускоряя темп ласки. — Грязная, — стоны стали хриплыми и прерывистыми, — девчонка.

— Очень испорченная, — согласилась Кейт, выгибаясь дугой, царапая обивку и покачиваясь в такт со мной.

Теперь она сама скользила на моих пальцах. Мне оставалось только направлять ее поводком, наслаждаясь тихими, просящими стонами, великолепным видом возбужденной до предела Уилсон, сминающей в кулаках края рубашки, с искусанными губами и пунцовыми от страсти щеками.