The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
Раз мазок. Два мазок. Три мазок. Щелчок колпачка. Щелчок замочка на сумочке.
Щелчок ручки двери.
– Доброе утро, - секретарше.
И не глядя на нее – к Юхимовичу. Чтобы после положенных приветствий, сидя напротив него за столом, почти как перед Трофимцевым всего-то часом ранее, получить еще один удар под дых. Снова лишиться почвы под ногами. Остаться без воздуха.
– Конечно, это неприятно… и вам, и мне. Однако, Стефания Яновна, нам придется попрощаться. Я делаю это против воли, но
Ей все еще хватало мужества, чтобы продолжать смотреть ему в лицо. Может быть, если бы кто потверже, она бы и не смогла. А Юхимович, вот, мягонько. Коленом под зад.
– Это вы собираетесь сделать мне аля-улю? – помахала она ему ручкой. – Ну так смелее! Вам это будет не больно!
– Стеша… - поморщился директор, - ваше чувство юмора несколько не к месту. Вы не понимаете серьезности ситуации.
– Главное, что вы ее достаточно осознали, чтобы меня уволить, Георгий Карпович.
– Увольнять вас я не могу и не хочу. Это слишком. Но для всех будет лучше, если вы сами это сделаете.
– Сделаю что? Напишу заявление по собственному?
– Можно по соглашению сторон. Разойдемся полюбовно.
Стефания сверкнула глазами и подалась к нему через стол, отчего тому открылся весьма соблазнительный вид на ее грудь в блузке.
– Умение принять правильное решение – вот, что отличает хорошего руководителя от посредственного!
– Я должен блюсти доброе имя нашего театра. Вы же понимаете, что вас взяли сюда не без некоторых опасений, но руководство сочло возможным предоставить вам шанс…
– Я полагала, что меня взяли сюда за мой профессионализм, - резковато отчеканила она.
– Его еще следовало доказать после всего того шлейфа скандалов, который сопровождал ваше имя, - отрезал он, долбанув по больному, что, она думала, уже не болит. Джентльменом до конца Юхимович оставаться не пожелал. Но все же постарался немного смягчить удар, продолжив: – Сейчас обстоятельства изменились. Мы искренно верим, что все прояснится в ближайшее время, и что к трагической гибели Олега Станиславовича… вы не имеете никакого отношения, но… дело в том, что меня буквально вынуждают… вынуждают…
– Вышвырнуть меня поскорее из этих замечательных стен, - понимающе кивнула ему Стеша.
– Лилианна Людовиковна в память о супруге благоволит нашему театру, - мрачно сообщил ей Юхимович, будто бы это все на свете объясняло, что заставило ее улыбнуться еще шире. Прямо во все тридцать два – одинаково жемчужно-белых, как будто ненастоящих, но все-таки родных зубика. Кроме одного маленького клычка, который чуток выпирал наружу, напоминая о том, что она обычная живая женщина. Сейчас, правда, несколько менее живая, чем всегда.
– Лилианна Людовиковна – человек большой души! Ей для ближнего ничего не жалко, - «Включая
– Тем не менее, скандал, в который вы втягиваете и театр, и наших спонсоров – крайне нежелателен. Понимаете?
– Очень понимаю, - снова деловито кивнула она. – Каким числом заявление д-датировать?
– Что?
– Ну заявление… которое по соглашению сторон. Каким числом? Я так понимаю, смысла отрабатывать две недели мне нет? Раз уж в п-премьере я в любом случае не участвую, то чего тянуть кота за хвост?
Юхимович даже со стула вскочил и засуетился, подсовывая ей бумагу. Вторую за этот день. Только, в отличие от протокола, который нужно было просто подписать, здесь еще и текст сочини. Пальцы ее подрагивали, пока она катала шапку. А на слове «Заявление» - неожиданно успокоилась. Впрочем, и сама хорошо сознавала, что позднее это мнимое спокойствие снесет ураганом эмоций, которые сейчас исчезли все до единой. Ну какая разница, если ее вымарывают отовсюду?
– Уволить… давайте с послезавтрашнего дня. Чтобы бухгалтерия успела выплату произвести, да? – хлопотал Юхимович, наблюдая за ней. – А дату сегодняшнюю внизу. Ага…
Стеша кивала и продолжала писать. Не так много строчек, а будто выпотрошили все нутро.
– В отдел кадров нести? – весело спросила она.
– Да я сам, Стефания Яновна.
– Замечательно! – обрадовалась Адамова, внимательно глядя на исписанный лист. Потом рассмеялась и прижала его к губам, оставляя отпечаток красной губной помады. Хоть не зря красилась. – Привет Хомченко!
С этими словами она поднялась со стула и уверенной походкой прошествовала к выходу из чертова директорского кабинета, пройдя очередную веху. Тогда она думала, что пройдя.
Дальше Стеша шагала в прежнем темпе, будто заданный алгоритм движений все ещё продолжал действовать. От бедра. Чеканным шагом. Только вперед.
Чтобы остановиться посреди лестницы с отчаянной мыслью: что делать дальше? Вот что делать?
Когда ее поперли из Брехтовки, она думала, что жизнь кончена.
А сейчас о чем думать? О зоне? Где-то она однажды читала, что если, например, забеременеть, то могут скостить срок. И определить куда-то, где легче сидеть. Мотать... как там правильно.
Интересно, где ей это попадалось. В какой-то книжке, наверное. Где же ещё-то?
И ведь бред в голову лезет вместо действительно важного. Почему вечно какой-то бред?
Почему всегда с ней?!
Чем она это все заслужила?!
Стефания крепко зажмурилась, выдавливая из себя сковавшее ее напряжение, потом услышала посторонний звук. Там. Внизу. На лестнице. У костюмерной, расположенной аккурат возле ее гримёрки, скрипнула дверь. Точно. Надо забрать вещи. Пока никого нет, пока тихо, пока никто ее тут не увидел.