The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
Почти кубарем она слетела с лестницы ещё на один пролет. И уже там, внизу, наткнулась на Ефимовну, внимательно наблюдавшую за ней.
И даже ойкнула от неожиданности. А потом выдохнула положенное при случае:
– Доброе утро!
Потому что, мать его, все ещё утро!
– Привет, привет, - проговорила Махалина и ухмыльнулась. – Ну что, допрыгалась, звезда?
На какую-то долю секунды и здесь Стеша позволила себе непонимание. Но, собственно, что понимать-то? Ведь именно поэтому она не хотела сейчас никого видеть. Ни из коллег, ни из близких.
Чёртовы слухи, определявшие всю ее жизнь.
– Скорее дотанцевалась, Светлана Ефимовна, - бесстрастно произнесла она.
Та слегка прищурилась в ответ и снова хмыкнула:
– А потому что места своего не знаешь.
– Вы решили меня облагодетельствовать напоследок и раскрыть глаза?
– Да горбатого могила исправит, - отмахнулась Светка. – Вот просто интересно. Ты за что банкира своего грохнула?
– Ясное дело – ради денег! А то вы не знаете? Все же уже знают!
– И Андрей знает? – рубанула Махалина не хуже Трофимцева. Больно. Под дых.
С Ефимовной Андрей был знаком. В голове короткой вспышкой мелькнула костюмерная в городе корабелов... и он на пороге той костюмерной. Платье Пат смотрел, наверное, по старой дружбе. Солнечногорск маленький – немудрено.
Все эти мысли пронеслись в одно мгновение. И не вызывали ничего. Тогда был самый счастливый день, а она уже ничего не чувствует. Только больно, очень-очень больно.
– Что вы! – махнула рукой Стеша, словно бы отгоняя от себя эту боль. – Андрей святой! К чему ему такая грязь!
– Вот и отстань от него! А то, понимаешь, влезла!
– Куда влезла?
– Куда тебя не приглашали. И где ты лишняя!
– Я не п-понимаю, о чем вы.
Она действительно не понимала. Догадывалась, но не понимала.
– К Андрею влезла, - прошипела Светка. – Мужики, понятно, падкие на таких, как ты. Тебе-то от него что? Не банкир поди. А теперь и подавно… Топай на свою зону. А его оставь для нормальной бабы.
– Это для вас, да?
– У-у-у! А ты не в курсе?
Теперь в курсе. Но разве же это что-то меняет? Да и для кого меняет?
Должно быть, для Ефимовны. Стеша на нее посмотрела потеряно и одновременно как-то очень внимательно.
Будто бы впервые видела.
Симпатичная, молодящаяся. На порядок старше ее самой, но, наверное, подходящая Андрею по возрасту. Про такую скажут «сошелся с приличной женщиной», а не «на старости лет черт попутал». Но бога ради, кто тот идиот, который назовет Андрея старым?!
Сама Стефания его таковым почему-то так и не научилась считать. В конце концов, у нее очень сложные гены и слишком хороший вкус.
– То есть, я его у вас отбила, Светлана Ефимовна? – приподняв домиком брови, уточнила Стеша.
– Скажешь тоже! – хмыкнула Махалина. – Отбила. Надолго тебя хватило? Лучше бы уж в фонтанах купалась. Этим бы ты его точно не удивила.
– Да он пока и не ушел, - вдруг рассмеялась она. – М-может быть, станет мне ещё передачи носить. Кто-то же должен.
– Безопасней передачи носить, чем однажды на завтрак мышьяку отведать.
Если
Хотя именно как Бланш Стеша себя и ощущала. Будто бы роль, которую не сыграла и не сыграет, и она сама – слились в единого человека.
– Не! С Андрюшей у меня по любви. Это с Олежиком было ради денег! – булькнула Адамова, после чего развернулась обратно к двери в гримерку, да замерла на месте. Два глубоких вдоха и вопрос, который зудел под ребрами: - Светлана Ефимовна, вот вы сказали, что мужчины падкие на таких, как я. А какая я? Что во мне, что падкие?
– Куража в тебе много, - пренебрежительно хмыкнула Махалина. – А мужики любят активные игры. Ну и игрушки чтобы соответствовали. Потрахаться-то с тобой весело, а вот дочкам показать – стыдно.
– А вас п-показывал?
– Я ж – не ты.
– Как несправедливо и жаль, что от таких, как вы, уходят к таким, как я, - важно заметила Стеша и, развернувшись, продолжила спуск по лестнице. В конце концов, нет в той гримерке ничего такого, за чем стоило бы заходить. А вот встретить кого-нибудь еще, задержавшись, вполне возможно, хотя именно этого ей и не хотелось. К черту.
Она шла, выпрямив плечи, пока еще могла оставаться в поле зрения Махалиной, потом же ухватилась за перила и помчалась вниз, участив стук каблуков по ступенькам, пока не добежала донизу, где раздавались чьи-то голоса. Из немногочисленного персонала, оставленного на лето в небольшом количестве. Если прошмыгнуть в боковую дверь, то можно успеть раньше них на выход, и тогда они не пересекутся.
В доносившемся до Стеши разговоре то и дело мелькала ее фамилия. На все лады. Не желая вслушиваться, она, как ненормальная, зажала уши ладонями и рванула от лестницы за угол узкого коридора, успев буквально за несколько секунд до уборщиц. Еще одна дверь. И по широко раскрытым глазам полоснул солнечный летний свет.
Каким-то диким у нее выходило лето.
Оно началось с фиалок, приколотых к шляпке, и Андрея на разбитой ею Тойоте. И заканчивалось подсолнухами в его кухне и разбитой… в очередной раз разбитой мечтой, которая только-только ожила, потихоньку начиная искриться, как искрится хрусталь под солнцем. Переливаться всеми цветами, возвращая веру в чудо. И в доброту. И в любовь. И в нежность. А теперь вот все это вдребезги. Уже окончательно.
Ни доброты, ни любви, ни нежности. Ничего.
Жизнь ее поимела.
Стеша очнулась на набережной, стоя возле узкого пирса, уходящего далеко в море, будто бы он рассекал его пополам. Достала из сумочки очки – в пол-лица, закрывающие ее настолько, что мир едва ли мог бы разглядеть, что от нее почти ничего не осталось. Да миру этого и не нужно. Особенность мира в том, что все воспринимаемо им целиком, в общем. Частности никого не интересуют, а она сама – дурацкая погрешность. Волна, разлетающаяся в брызги, ударяясь о волнолом.