The Мечты. О любви
Шрифт:
— Мне очень нравится твоя концепция, — сказал Богдан, заглушив двигатель и повернувшись к Юле. — Мы приехали.
— Сюда?
— Именно.
— Ну, похоже, котлеты сегодня жарить мне не придется, — усмехнулась Юля и приоткрыла дверцу, вдруг самой себе рассмеявшись: приключения так приключения! Этому способствовали шепот моря, теплый-теплый вечер, напоминающий своей атмосферой то ли «Золушку», то ли «Алые паруса», льющийся из окон домика свет, который освещал площадку вокруг.
Дом был ладный, даже какой-то стройный, по-средневековому фахверковый, что, конечно, было имитацией настоящего
— … ничего не видела, — пробормотала Юля себе под нос.
— Я понял, — Богдан оказался рядом, взял ее за руку и повел по мощеной неровными камнями дорожке ко входу. — В следующий раз отвезу тебя к Реджепу. Пусть устроит тебе экзамен по жарке котлет.
— Я его сделаю, — отмахнулась она, с любопытством осматриваясь. Жизнерадостные фонарики, стилизованные под факелы, впечатляли и радовали больше всего. — И что здесь находится? Ресторан? Клуб? Библиотека?
— Отель. Отец на старости лет вспомнил, что вообще-то он архитектор.
— Я думала, он по крупняку. Ну там… стадион, бизнес-центр, фабрика какая-нибудь. Он вообще всегда страдал гигантоманией.
— Можно подумать, ты знаешь его тысячу лет, — рассмеялся Моджеевский, переступая порог небольшого холла. Швейцар, обряженный в темно-зеленый жиппон и отчего-то немного похожий на Робин Гуда, придержал для них дверь. Внутри же их встретил администратор — молодая женщина, как ни странно, в обычном строгом платье, в каких и ходят обычно администраторы.
И пока она о чем-то говорила с Богданом, вежливо величая его господином Моджеевским, Юля продолжала озираться по сторонам, приходя во все больший восторг — от стилизации, так необычно сочетавшей какой-нибудь тринадцатый век с современностью. Впрочем, сильнее всего ее восхищало обилие зелени в помещениях и, опять, снова, количество света от необычных светильников, выполненных в том же ключе, что и фонари во дворике.
Потом они поднимались наверх по чуть поскрипывающим, не иначе как для создания атмосферы, деревянным ступенькам винтовой лестницы, а Юля, держась рукой за Бодину ладонь, негромко и с улыбкой проговорила:
— Кажется, кто-то когда-то рыцарских романов начитался.
— Ты сейчас про сестру? — поинтересовался Богдан, останавливаясь у деревянной двери, покрытой темным лаком, и вставил в обычную замочную скважину металлический ключ, напоминавший о навесных замках на сараях Гунинского особняка. К некоторому удивлению, тот, несмотря на свои размеры, бесшумно повернулся, и Моджеевский отступил в сторону, пропуская Юлю в номер.
Она шагнула через порог, на ходу бросив:
— Я сейчас про твоего папашу.
Но последнее слово замерло у нее на языке, когда оказалась в комнате. Просторной, светлой, с высокими потолками и огромным арочным окном, за которым угадывался полукруглый балкон с замысловатым каменным бортиком.
Юля шумно втянула воздух и вгляделась в то, что видела за стеклом. Маяк. Ее маяк. Их маяк. И, кажется, сотни роз в вазах,
Она медленно прошла вглубь, едва замечая и только краем глаза выхватывая большое зеркало, свечи на столе, сервированном на двоих, небольшой камин с пышным мохнатым ковром, на котором положено валяться вдвоем, пить вино и говорить обо всем на свете. И изумительной красоты кровать, правда, без балдахина, но зато со светлыми резными деревянными спинками.
Но по-настоящему видела она только этот ярко выделяющийся маяк в окне, все так же пускавший луч в море, как сотню лет до этого, охраняя вход в залив. И оберегая маленький солнечный городок от всех бед и напастей. Неужели все-таки уберег…
Юля медленно повернулась к Богдану и тихо сказала:
— Все предусмотрел, да?
— Надеюсь, — Богдан легко пожал плечами. Скинул пальто, оставшись в одной рубашке с закатанными до локтя рукавами. Он подошел к Юле и заключил в объятие, прижав ее спиной к своей груди. Теперь они вместе смотрели на маяк. Вдох. Выдох. Яркий луч. Богдан улыбнулся. — Между прочим, мой папаша назвал отель именем твой сестры.
— Да он романтик. Красиво. Сколько здесь номеров? Два? Три?
— Вообще пять. Все разные по планировке. Но сдается четыре. Этот отец оставил за корпорацией.
— Отец или ты?
— Не веришь?
— Номер с видом на маяк? — Юля откинула голову назад, прижавшись затылком к его плечу и глядя теперь уже на его профиль снизу-вверх. — Это же твой номер. Без вариантов.
— Совпало.
— Не водил сюда других девчонок?
— Конечно, водил! — невозмутимо сообщил Бодя.
— Пыль в глаза пускал, да?
— Ну ты же и сама знаешь, правда? — рассмеялся он.
— Ульке твоей понравилось?
— Кому?
— Панкратовой Ульяне, — терпеливо повторила Юля, пытаясь удержаться, чтобы не рассмеяться. — Была у тебя. Блондиночка. Из вашей школы, что ли.
Удивленно вскинув бровь, Богдан развернул Юльку к себе лицом и уточнил:
— В смысле «у меня была»?
— Любовь-морковь-романтика, — легкомысленно повела плечиком она, при этом внимательно глядя ему в глаза.
— С кем? С Ульяной? — охренел он. — Ты что? Ты все это время серьезно?! Не прикалывалась?
— С чего бы?
— Ну это даже не смешно, — прыснул Моджеевский. — Я и Улька. Капец!
— Скажешь не было?
— Того, на что ты пытаешься намекать — не было.
— И в Лондон она к тебе не ездила? — прищурилась Юлька.
— И в Лондон она ко мне не ездила.
— Моджеевский, я почти год изучала ее слюнявый Инстаграм, потому что меня каждый посвященный тыкал. И про Лондон знаю точно! — победоносно объявила она. — И про первый поцелуй. И про то, что ты секси.
— Ты в моей инсте ее видела? — фыркнул Бодя. — Маньячка!
— А вот видела! В Альпах! Вы на Новый год кататься ездили компанией, когда ты просрал поступление! Кстати, полжизни хотела тебе по этому поводу сказать, что ты балбес.
— Стоп, — он мотнул головой, отчего волосы растрепались и в неярком освещении он словно сбросил эти чертовы десять лет, которые их разделяли. — Слишком много предъяв одновременно. Давай по очереди.