The Мечты. О любви
Шрифт:
Без надежды на будущее.
Без надежды хоть на что-то.
Просто ждал до тех пор, пока не дождался.
Неожиданно обнаружив, что это была их проверка временем. И они ее прошли, пусть и порознь. В том единственном, что действительно имеет значение — они ее прошли.
Чудом — у них сын. Готовая семья.
Но все эти неурядицы, жалящие то тут, то там, — начинали откровенно доставать. Особенно при условии, что Богдан и половину информации до сведения Юльки не доводил. В первую очередь, ради нее самой. Но почему-то уверенный, что сейчас она шипы выпускать не станет
К счастью, не только на него одного. Для того имелись специально обученные люди.
И пока Роман Романович распивал свой стратегически важный кофе с собственной супругой, Богдан Романович отправился на стратегически важный для развода своей будущей жены обед с ее адвокатом.
И теперь вместе с пищей готовился переваривать стратегически важные новости, которые тот принес с собой и сдержанно излагал их в отдельном кабинете ресторана «Соль Меньер».
— Он требует встреч с сыном, — проговорил Марк Леонидович очень коротко, устраиваясь на диванчике напротив Моджеевского.
Тот на мгновение оцепенел, заставляя себя переключиться с режима «эмоции» на режим «мозги», и сдержанно спросил:
— Это условие для развода?
— А разводиться он пока вообще не собирается, судя по всему. Его адвокат — какой-то столичный прощелыга, мы наводим справки… словом, он передал нам жалобу, что Юлия Андреевна не позволяет Дмитрию Эдуардовичу с сыном общаться. Пока угрожают встречным иском, если она не одумается. Вы понимаете, что все идет к тому, что он станет настаивать на своем отцовстве?
— По документам пока имеет право, — хмуро проговорил Богдан. Понятно, что Ярославцев тянет время. Тем самым Димон задирает его и мстит Юльке. Конечно, однажды они от него избавятся, но терпеть креативные изыски Яра годами у Моджеевского не было ни малейшего желания. Да и у Юльки нервы не железные. А значит, надо что-то предпринимать радикальное. Чтобы раз и навсегда. Богдан поднял глаза на адвоката. — Но ведь есть и результат теста ДНК.
— Выполненного без ведома Дмитрия Эдуардовича. В суде аргумент, что он растил ребенка два с половиной года, любит его и считает своим, будет достаточно существенным.
— С таким же успехом он мог «растить» котенка.
— За котят тоже судятся, — хохотнул Марк Леонидович, но прокашлялся, скрывая свой смешок, и продолжил: — А тут целый человек. С его фамилией и отчеством. Есть где драму развести, чем Ярославцев, собственно, и занимается. В связи с этим есть предложение подать иск еще и по поводу нарушения неприкосновенности частной жизни. Поводов более чем хватает.
— Этого точно с лихвой, — согласился Богдан. — Хорошо, вы подготовьте заявление. Но в ход пока не пускайте. Пусть максимально выложит все свои аргументы.
— Да он, кажется, уже преуспел. Вы что же? Интервью его не видели? Или с вами ссылкой никто не поделился?
— Ну что вы,
Яр действительно старался. Даже, пожалуй, с приставкой «пере». Потому как если ты в своем уме и в курсе происходившего изнутри, то большой вопрос, можно ли подобное всерьез воспринимать.
Еще и дату выбрал — самую что ни на есть подходящую. На Юлькин день рождения. То ли нарочно, то ли совпало — черт его разберет. Единственное, чему Моджеевский всерьез радовался — что увез ее подальше и умудрился сохранить всем праздничное настроение. Зато уже к ночи, которую они провели в столичном отеле, ему несколько человек, включая начальника пресс-центра, скинули ссылку на передачу с участием Ярославцева на канале «ФЕРСТ».
«ФЕРСТ» специализировался на развлекательном контенте, вещал на страну, имел довольно широкую, хотя и не претенциозную аудиторию и делал рейтинги на скандалах и разборках в ряде ток-шоу, на одно из которых Ярославцев и заглянул. Оставалось человеку, создававшему яркую, самобытную, сложную аналитическую передачу с политическими дискуссиями на Центральном, сделавшему на этом имя и построившему карьеру своими мозгами, только посочувствовать. Ну, это если бы Моджеевский был достаточно спокоен, чтобы пожалеть Яра.
Но со спокойствием не сложилось. Он был взбешен.
Нет, не сразу. Праздника он и себе не испортил. Посмотрел этот шедевр драматического искусства только на следующий день, вернувшись в Солнечногорск. Естественно, в одиночестве.
Насладился, так сказать, по полной. Впечатлений отхватил — лет пятнадцать телек не смотрел, можно еще столько же не включать.
Ведущая была милой и сопереживающей. Мило хлопала ресницами, сопереживающе улыбалась. Иногда вставляла реплики, по которым не о ней судить стоило, а о целевой аудитории.
Димон был печален и благороден. Печально вздыхал и благородно намеревался «простить» загулявшую жену, когда она вернется в лоно семьи.
«Я уверен, что Юлино возвращение — это только вопрос времени, — вещал он, грустно вздыхая, отчего, очевидно, жалеть его должен был уже вовсе не Богдан, а все бабы, которые смотрели это говношоу. — Наш с ней брак — это не просто штамп в паспорте, мы любим друг друга, у нас ребенок, и ее уход — скорее эмоциональный шаг, чем взвешенное решение».
«Но ведь она ушла не к кому-то там под влиянием эмоций, она ушла к Богдану Моджеевскому, а это уже выглядит, простите, довольно меркантильно», — прошелестела барышня в ответ, на что Яр отмахнулся:
«Да нет, это не про Юленьку. Конечно, ей ухаживания такого человека, как Богдан, могли застить глаза. Вскружили голову… но дело тут никак не в его состоянии. Когда дурман развеется, она поймет, кто ей нужен в действительности, и больше всего я боюсь, чтобы за это время она не наломала дров».
«А как вы думаете, когда развеется этот дурман?» — сощурилась ведущая.
«Когда Моджеевский ее бросит».
«Вы думаете, что бросит?»
«Ну а какие в этом могут быть сомнения? Вся его жизнь — прекрасная иллюстрация его… с вашего позволения, системы ценностей».