The Phoenix
Шрифт:
– Чтобы не произошло с нами в прошлом, я не дам тебе умереть, ты поняла меня? Не бросайся в самую гущу событий, иначе я полезу за тобой, ясно? – слишком уверенно говорю я. – Без глупостей, Чейз.
А затем происходит самая невероятная вещь, которая случалась со мной на протяжении всей моей жизни (а случалось со мной, поверьте на слово, не мало).
Ее губы – сухие и жаркие – касаются моего лба. Короткий, рваный поцелуй, пробуждающий внутри меня волну неистовых, спрятанных эмоций.
– Хватит звать меня по фамилии, – говорит она шепотом,
В этот момент я самый счастливый человек на всем земном шаре. Невероятное счастье заполняет меня до самых краев, а заметная перемена в поведении Воображалы, которая еще пару минут назад кидалась на Пайпер, не бросается в глаза.
Единственное, что по-настоящему тревожит меня – отблеск, мелькнувший в глазах Аннабет. То ли отраженье света настольной лампы, то ли… Сверкающие мириадами звезд слезы.
Blueneck – Seven
Groove Addicts – Last Days
– Спящая красавица, – я узнаю этот издевательский тон и встречаюсь взглядом с голубоглазой Талией.
Все взоры и так прикованы ко мне: ослабевшему, опирающемуся на бортмачту Перси Джексону, некогда герою Олимпа (если бы сейчас этот титул сыграл в войне богов какую-нибудь роль). А Грейс не сделала мое появление более «внушающим».
– Рад, что ты жива, Талия, – без тени иронии, приветствую ее я.
Сразу прорваться к дочери Зевса не удается. Меня тут же осыпают вопросами о моем состоянии и под руки усаживают за стол, где я тут же получаю порцию амброзии и пару галетов – единственное, что осталось из наших скудных запасов. Похоже, резерв исчерпан. Мои друзья с трудом отводят голодные взгляды. С таким подходом нам не попасть на Олимп.
– Нужно остановиться на дозаправку, – говорю я, с трудом отрываясь от галеты.
– Нет времени, – мгновенно отвечает Фрэнк. – Мы пытались рассчитать наше время по максимуму, но для того, чтобы забраться в магазин, нам нужен Вальдес, который бесценен на поле боя.
– Ты льстишь мне, толстячок, – находится Лео тут же. – Но в чем-то он прав. Не судьба нам добраться до магазина, чтобы не урчать животами перед предками. Неужели никак нельзя было захватить своих слуг с острова?
Калипсо хмурится, кутаясь в складки теплой куртки.
– Они привязаны к острову магией. Это так же невозможно, как оторвать от Земли гравитацию.
– Ладно, есть еще предложения? – вмешивается Талия. – Я имею в виду, без использования магических штучек. Методом лома?
– Удачи тебе, дочь Громовержца, – беспечно ляпает Лео. – В двадцатиградусный мороз твой лом бесполезен так же, как и любое другое оружие.
– Внизу нет пропитания, – игнорируя выпад Лео, начинает Талия. – Нет ничего, кроме льда и снега. Все под заметами, оледенелое и безвкусное.
– Но Вальдес мог бы…
– Нет, Фрэнк. Вальдес не мог бы. Нам не подойти к земле ближе, чем на сто метров. Нас заметят, а потом убьют. Мы, – она неопределенно кивает на вход в каютное отделение, где скорей всего, все еще были дети, – едва выживали
– Талия…
– Вернемся к плану взятия Олимпа, – голос Талии резок, но сейчас я согласен с ней. – В Нью-Йорке нас уже ждут. А если мойры и боги заодно, вернуть Чарли будет не так просто.
– Особенно, если то, что сказала Калипсо – правда, и ему грозит смерть.
– Но почему он? – спрашивает Джейсон, присаживаясь напротив. – Сколько ему? Он же ребенок еще.
– Феникс – это совпадение звезд. Он был еще до того, как на свет появились боги…
– Вот в чем беда – задето самолюбие Олимпийцев, – перебивает Калипсо Лео.
Богиня одаряет его сердитым взглядом, и Вальдес вовремя ретируется в кабину пилота. Я дожевываю свой завтрак-обед-ужин, а Калипсо уже продолжает свое рассуждение:
– И дело в том, что он куда сильнее их. Даже если это мальчишка, сила, спрятанная в нем – безгранична. И, если сейчас боги объединены общей целью – враждой с приспешниками Урана, который пробуждается у них на глазах, то после того, как погаснет пламя Гестии, хаос поселится на самом Олимпе.
– И как предотвратить это? – спрашивает Хейзел, глядя на горящий огонь в жаровне, на которой Лео прежде готовил еду.
– Не дать Фениксу погасить его.
– С чего бы Чарли…?
– Рычаги давления, – мгновенно отвечает Калипсо. – Сам того не понимая, он является слишком весомым оружием в руках как олимпийцев, так и Хионы. Беатрис станет его ахиллесовой пятой, и тогда весь мир утонет в хаосе.
Жуткий вой нарастает. На палубе становится слишком холодно, не смотря на языки огня, поднимающиеся столпом.
– Жутковато, – соглашается Хейзел, безразлично глядя на огонь.
И вдруг я понимаю – я единственный кому явился Нико. И эта мысль слегка пугает меня.
– Он не сказал тебе? – тут же спрашиваю я.
Девушка выглядит озадаченной и пододвигается к огню еще ближе, в надежде согреть окоченелые руки.
– Кто?
– Нико. Он не являлся тебе?
Глаза Хейзел загораются яркими, приветливыми огоньками, а серое лицо покрывается морозным румянцем буквально на глазах. Фрэнк аккуратно кладет ей руку на плечо, придерживая, чтобы волосы Левеск не облизал огонь.
– Ты говорил с ним?! – ко мне тут же обращаются множество удивленных взглядов.
– Да, хотя это до сих пор кажется мне невозможным.
– Он жив? С ним все в порядке?
– Мы встретимся на шестой авеню, когда прибудем в Нью-Йорк…
– Ложись! – раздается из кабины пилота голос Вальдеса.
Уже в следующую секунду в борт корабля врезается глыба льда, а нас хорошенько встряхивает. Угли из самодельной жаровни оказываются на палубе, и в воздух тут же вздымаются языки алого пламени. Я чудом успеваю прикрыть собой Аннабет, прежде, чем огонь хлестнул ее по лицу. Быстро стаскивая горящую куртку с плеч, я уже выхватываю из кармана Анаклузмос.