Тиберий
Шрифт:
"Эти люди потеряны для меня, — сделал вывод Тиберий, ознакомившись с представленными материалами, и утер пот, который прошиб его от страха пред силой ненависти опальных родственников. — И все-таки пусть Макрон держит Друза наготове. Если я не сумею сразу справиться с префектом и восстанут войска, то отправлю его к легионам. Уж лучше мне принять справедливую кару от этого змееныша Агриппины, чем своею смертью принести торжество проклятому Сеяну!"
Наступил новый, семнадцатыйгод принципата Тиберия. Сославшись на проблемы со здоровьем, принцепс обратился к сенаторам с просьбой позволить ему принять консульский империй заочно, и получил их соизволение. А полный честолюбивых планов Сеян отбыл в столицу, чтобы взять фасцы на форуме.
Наконец-то
Сейчас принцепс мог гораздо свободнее вести подготовку своего контрнаступления. Однако он осторожничал, понимая, что глаза и уши многих придворных и рабов его окружения продолжают служить Сеяну.
Вскоре прибыл Гай, младший сын Германика. Отныне принцепс получил возможность в критической ситуации противопоставить узурпатору молодого, еще не запятнанного пороком наследника рода Цезарей. Тиберий понимал, что при попытке захватить власть Сеян в оправдание своих действий раскроет многие секреты его политики.
Власть — это всегда насилие над кем-то, но насилие во имя чего-то и ради кого-то. Если же отбросить или извратить цель и сосредоточить внимание только на насилии, то любого правителя можно представить черным злодеем.
Если Сеян успеет рассказать гражданам о темных сторонах политики Тиберия, то никакие ответные разоблачения уже не спасут престарелого принцепса от гнева народа. И тогда безродного Сеяна плебс и войска могут провозгласить новым принцепсом в благодарность за низвержение тирана. Вот в этом случае Тиберий и представит согражданам отпрыска их любимца Германика. При одних обстоятельствах им станет Друз, а при других — Гай. Тогда легионы и плебс примут сторону молодого Цезаря, сенат реальной силой не обладает, вольноотпущенники не будут спешить с вложением денег в сомнительную личность при наличии прямого наследника власти, и в распоряжении Сеяна останутся только преторианцы. Опираясь на них, он сможет захватить Италию, но ненадолго. Как советник он тоже не удержится при дворе Друза или Гая, поскольку запачкал себя интригами против их семьи. Таким образом, получалось, что, сохранив Друза или Гая и вовремя доставив их к легионам в Германии или Испании, Тиберий почти гарантированно одолел бы врага. Правда, не подлежало сомнению, что Друз, устранив опасность со стороны Сеяна, немедленно расправиться с Тиберием. Пожалуй, Агриппина сама выцарапает ему глаза! Но вот победа Гая давала шанс Тиберию на какое-то время сохранить жизнь и высокое положение при дворе. Во-первых, Гай был юн и нуждался в мудром наставнике, а во-вторых, лично перед ним Тиберий не был виновен, более того, именно он устранил с пути Гая старших братьев. Поэтому Тиберий с двойной любовью встретил Гая и окружил его заботой.
Юноша в свою очередь демонстрировал благоговейное почтение к патриарху и с величайшим вниманием выслушивал все его наставления. Это был очень способный человек. В учебе он превосходил прочих, на лету схватывая знания, главенствовал в детских, а потом и в юношеских состязаниях. Теперь он все свои таланты направил на то, чтобы стать тенью принцепса. Приемный внук подстраивался под настроение угрюмого деда, легко поддерживал беседу на интересующие старика темы и, самое главное, всегда показывал себя зависимой, вторичной личностью. Гай занял собою сразу две вакансии, образовавшиеся в душе Тиберия: примерного сына, достойного получить величайшее в мире наследство, и любознательного ученика, жаждущего познать все тайны жизни, черпая опыт заслуженного мудреца. И в этих ролях он продержался почти семь лет, а потом внезапно сбросил маску и показал физиономию, свирепости которой позавидовал бы сам Сеян. "Желая властвовать, он вел себя как раб!", "Не было лучшего раба и худшего господина!" — так впоследствии охарактеризовали Калигулу историки. Однако ему удалось обмануть Тиберия, по крайней мере, в первое время, может быть, потому, что после провала "дружбы"
Впрочем, в ту пору Тиберий использовал Гая в своих целях ничуть не меньше, чем он его. Прикрываясь популярным наследником, старец представлял народу династию и создавал видимость благополучности и надежности власти. Быть рядом и изображать из себя верного последователя политики Тиберия — вот все, что в тот момент требовалось от Гая. Легко решив с ним эту задачу, принцепс обратил свое внимание на более сложные проблемы и не слишком вникал в психологию юноши.
Под предлогом посещения провинций Тиберий призвал к острову эскадру и теперь имел возможность к бегству в случае неудачного поворота событий в Риме. Он тщательно продумал линию поведения в различных ситуациях и был готов к любому сценарию развития мятежа.
Когда уже приближался день передачи консульских полномочий суффектам, а в ту эпоху в течение года сменялись несколько пар консулов, Тиберий отправил письмо Сеяну с подтверждением обещания выдать за него Юлию, как только он освободится от магистратского империя. Все это казалось логичным и не вызывало подозрений Сеяна. Действительно, не прерывать же священный для римлян консулат ради свадьбы! Но все же Тиберий решил подстраховаться и дополнительно пообещал врагу бессрочный трибунат. Таким образом он давал понять Сеяну, что готовит его на роль принцепса. Тому оставалось только дождаться, когда он официально станет вторым лицом в государстве, и после этого низложить Тиберия, обвинив его в гонениях на аристократию, которые сам же и инициировал, а еще в порочном времяпрепровождении на Капреях.
Консулами суффектами стали Меммий Регул и Фульциний Трион. Тиберий выведал их настроения, изучил связи и сделал ставку на Регула. Ему накануне решающего дня преданный вольноотпущенник принцепса Эвод передал послание правителя для сената. Тиберий хотел, чтобы его акция выглядела законной, поэтому не стал затрагивать Сеяна во время исполнения должности, и дождался, когда его персона лишилась магистратского иммунитета.
На тот момент Тиберий сделал все, что мог. Оставалось ждать развития событий в Риме и затем действовать по ситуации. Несколько месяцев он готовил этот упреждающий удар коварному врагу, просчитал десятки вариантов, продумал сотни деталей операции. Теперь у него были все основания верить в успех, но именно сейчас его охватил страх, страх безудержный и всеобъемлющий. Прежде необходимость борьбы и жажда победы не позволяли ему предаваться панике, его полностью поглощали дела, но вот наступила пауза, и в образовавшейся пустоте четко обрисовались контуры чудовищной угрозы. Его власть, жизнь, доброе имя, судьба близких и участь самого государства оказались под вопросом. А мысль о холодном предательстве того, кого он считал лучшим другом, отравляла сознание ядом презрения к людям. Тиберий чувствовал себя заложником судьбы. Ужас такого состояния заключался в подчиненности чужой воле, прихоти случая. Каково было ему, правителю величайшего государства, ощущать себя рабом обстоятельств!
Он разработал грандиозную интригу, создал тончайшую сеть для безболезненного в масштабах страны, стерильного подавления заговора, включил в свою схему сотни людей, а косвенно задействовал миллионы. Но достаточно было лопнуть одной нити, распасться одному звену в цепи спланированных событий, чтобы над миром грянула война, сметающая все на своем пути. Стоит только кому-то из доверенных лиц принцепса проявить неосторожность или совершить измену, и результаты всех трудов окажутся перечеркнутыми, над Римом восторжествует предательство!
Какая отвратительная и унизительная смерть тогда постигнет Тиберия, каким позором завершится его правление, какие проклятья потомки обрушат на его имя!
Конечно, план Тиберия был гибок и предусматривал возможность отдельных осечек, но паутина его замысла имела и ключевые узлы, определяющие исход всего дела. Эти узловые роли он поручил самым верным людям, но разве можно было на кого-то полагаться после измены того, кто более десяти лет казался образцом верности? Именно сейчас у Тиберия возникли мучительные сомнения в надежности некоторых лиц, получивших ответственные задания. Как просто им было сломать всю игру! Еще вчера разработанный план казался Тиберию вершиной мастерства политической интриги, а сегодня он обнаружил в нем чудовищные бреши. И уже ничего нельзя изменить, время бесстрастно отсчитывает мгновенья до вынесения приговора!