Тиберий
Шрифт:
При этих словах танцующие служанки в очередной раз подхватили заваленный объедками стол и, кружась в такт музыке, унесли на кухню. С ними удалилась даже распорядительница.
"Настало время десерта, той части трапезы, когда вино льется рекой и серьезные темы в компании уступают место легким развлечениям и шуткам, — подумал Тиберий. — А что толкового мы сказали до сих пор? Наши предки за обедом философствовали, рассуждали о политике, решали многие проблемы, а уж потом развлекались. Как измельчали сегодня люди!"
Эта мысль заставила Тиберий брезгливо поморщился. Ему было невдомек, что он собственной персоной перекрыл соотечественникам путь к государственным делам. Монархический
Заметив кислую физиономию принцепса, Цестий истолковал ее по своему и решил придти ему на помощь.
— Цезарь, — сказал он, — государственные дела мешают тебе должным образом заботиться о самом себе. Я вижу, ты по старинке пользуешься стираным бельем. Это не соответствует твоему аристократическому вкусу и исподволь вызывает дискомфорт. Я лично уже давно одеваюсь только в новые туники и тоги, обуваюсь только в новые башмаки. Ни одной одежды я не надеваю дважды. Это позволяет мне смотреть свысока на многих нобилей, не успевающих усваивать передовые идеи нашего века. Возьми, пожалуйста, и ты свежую накидку из моей стопки.
Тиберий не ответил, а лицо его сделалось еще угрюмее.
— А я не мочусь дважды в один и тот же горшок! — заявил Пизон. — Всякий раз использую новый, да лучше золотой, редко когда серебряный. Если я путешествую, за мной везут целую повозку этих горшков.
Многие усомнились в заявленной чистоплотности Пизона и решили, что он в силу своего крутого нрава просто издевается над вкусами эстетствующих нобилей. Зато Тиберий улыбнулся и приветливо посмотрел на друга. Но кто-то воспринял услышанное всерьез.
— Мне Требоний клялся, что он не ложится дважды в постель с одной и той же женщиной, а на каждую ночь берет себе новую! — восхищенно сообщил представитель золотой молодежи с нижнего ложа. — Видимо, это веление времени: отрицать старое через постоянное стремление к новому!
— А я клянусь тебе, что новая ему не досталась ни разу! — обрубил его оптимизм Пизон.
В этот момент в зал белой стайкой впорхнули служанки в длинных хитонах и водрузили перед ложами стол с десертом. Тут были яйца с разными приправами, пирожные, мучной крем, мед, фрукты и много вина. До этого вином лишь запивали пряные блюда, но сейчас настала пора пить его для удовольствия и веселья.
Служанки дружно сделали реверанс гостям, озорно блеснули улыбками и сбросили хитоны. Их наряд теперь состоял из браслетов, колец и ожерелий. Только у лихой распорядительницы вокруг тела змейками развевались разноцветные ленты, ниспадающие с кружевного воротничка, кокетливо облегающего шею. Эти ленты уже ничего не закрывали и лишь подчеркивали движенья, как бы танцуя вокруг ее стана.
Тиберий тяжелым взглядом уперся в голое тело этой примы и почувствовал, как в нем просыпается голодный зверь, алчущий этого тела.
Красотки, изящно лавируя между жадными мужскими взорами, выбрали несколько пирожков и возложили их на алтарь перед очагом, помогая хозяину принести жертву ларам и пенатам, потом поднесли вина. Лишь по лукавому блеску в их глазах можно было догадаться, что они отнюдь не забыли о своей наготе. После угощения духов — покровителей дома началась последняя часть обеденной трапезы.
В помощь оркестру в зал белыми лебедями вплыли семь флейтисток в длинных лоскутных одеяниях. Их души запели нежными голосами флейт. В согласии с нравами этого дома каждая трель сдувала с девушек какой-нибудь лоскут, и получалось, что, мелодия, развиваясь во времени, своими
Флейтистки приблизились к ложам и закружили хоровод, пленяя мужчин наготою и музыкальной пластикой движений. Служанки, обнаружив конкуренцию со стороны бесстыжих музыкантш, активизировались и, ухаживая за гостями, состязались в кокетстве с флейтистками. Это привело к сокращению физической и психологической дистанции между мужчинами и женщинами. В результате, то одна, то другая девушка оказывалась в руках разгоряченных гостей, где ее красоты подвергались пробе на упругость, а восприятие жизни — на оптимизм. Некоторых чувственно целовали, причем не всегда в лицо. Однако пока это выглядело лишь фрагментами танца, и, побарахтавшись в мужских объятиях, девицы вырывались на волю. Порозовевшие в некоторых местах, они возвращались в хоровод.
Попавших на ложа девушек угощали принесенной ими же снедью, и этот процесс тоже выглядел элементом любовной игры. А Цезоний брал урок музыки у юной флейтистки. Он не так, как надо, держал флейту, неправильно складывал губы, неверно дул, и все это забавляло прелестную учительницу. Она увлеклась возней с опытным мужчиной и не заметила, как сама превратилась в ученицу. Развратник, улучив момент, откинул полу тоги и подменил девушке флейту другим инструментом. Такое музицирование больше соответствовало его нехитрому вкусу. Однако из вежливости он накинул на голову подружки покрывало, и окружающие могли судить о происходящем только по ее всхлипываниям и его лицу. Впрочем, физиономия Цезония была абсолютно непроницаемой, что весьма потешало его соседей. А столкнувшись с суровым, осуждающим взглядом принцепса, Цезоний глубокомысленно изрек модный софизм и пересказал притчу Платона о плотской и небесной любви. Дивясь его наглости и выдержке, Тиберий смягчился и ответил ему подобием любезной улыбки.
На самом деле Тиберию вовсе не хотелось улыбаться. Он мучительно ревновал, ревновал флейтистку, всех девушек и саму жизнь. У него вызывала зависть способность этих людей веселиться, радоваться простейшим вещам, извлекать наслаждение даже из грязи и унижений. "Я всю жизнь обуздывал страсти, все свои действия подчинял политике, войне. Став принцепсом, я вообще не жил, а только правил, нечеловеческой волей, терпением и мыслью стремился обуздать пороки нашего времени и удержать государство на плаву. Я служил им всем, а взамен получил ненависть и клевету! — думал Тиберий. — А им наплевать на государство, на всеобщие, основополагающие интересы, они существуют только ради примитивных удовольствий. Однако их любят, они счастливы! А ведь я даже теперь, в преклонных годах, мог бы в одиночку оприходовать всех этих флейтисток! И как! Им такое и не снилось!" Угрюмая несправедливость судьбы угнетала Тиберия и мешала ему достойно проявить себя даже в малом.
Между тем выходка Цезония задала соответствующую тему для разговора.
— Вольноотпущенник Гамет тоже любит это дело! — поспешил сообщить один из сотрапезников. — У него есть специально обученная рабыня, которая сопровождает его повсюду и, прячась под плащом, ублажает разбогатевшего господина даже в лектике и на приеме клиентов.
— Клянусь Геркулесом, у нее, должно быть, милый ротик, коли ей доверили такое мероприятие! — воскликнул кто-то из молодежи.
— И хорошо подвешен язык! — откликнулся его сосед.