Тибетское пророчество
Шрифт:
Подавив вздох, мистер Милнер поднялся:
– Вы весьма сжато это изложили, сэр Чарлз. Я практически не сомневаюсь, что проект соглашения будет подготовлен в ближайшую пару дней.
Сэр Чарлз позволил себе плотоядно улыбнуться в ответ:
– Я тоже практически не сомневаюсь в этом, сэр.
Когда мистер Милнер официально с нами попрощался, я вскочила и в панике бросилась к сэру Чарлзу.
– О, я не могу, не могу! Все эти деньги – да я же не знаю, что с ними делать! Я понятия не имела, что вы собираетесь все это говорить, – и внезапно я разрыдалась.
Сэр Чарлз обнял
– Ну, успокойтесь, детка, не надо ничего бояться. Вы не изменитесь оттого, что у вас будет куча денег и титул. Вы, Джейни, не изменитесь. И послушайте, моя дорогая, я добился для вас только малой части того, что полагается вам по закону. У вас будут деньги, а уж воля ваша – пользоваться ими или выбросить. Титул по праву принадлежит вам, захотите вы, чтобы вас соответственно величали, или нет. Полагаю, могут возникнуть ситуации, когда он вам очень пригодится, поскольку вы наполовину индианка, а мы – нация снобов. Мальчик мой, Адам, сними Бога ради эти чудовищные очки. Не знаю, какой эффект они возымели на Милнера, но меня, клянусь, приводят в совершенный ужас.
С другой стороны комнаты Адам изумленно спросил:
– Ты правда думаешь, что Министерство иностранных дел все это проглотит?
– Вне всякого сомнения, – сказал сэр Чарлз, продолжая меня обнимать. – Я мог бы добиться вдвое большей суммы, если бы не боялся, что Джейни вот-вот расплачется. Но так даже лучше, потому что этот малый будет думать, что с финансовой стороной он обделал все очень ловко, и они не будут слишком капризничать по поводу дополнительных требований.
– А, тогда в самом деле все хорошо, – кивнул Адам. – Для Джейни самым важным является требование, касающееся Сембура. Отец, таких, как ты, больше нет на свете, – и он разразился смехом, который я любила. – Ох, Джейни, перестань хныкать. Ты льешь слезы только из-за ущемленной гордости, поскольку утратила первенство по части умения торговаться.
На Рождество мое настроение то было безоблачным, то вдруг омрачалось. Я не получила поздравления от Элинор и думала о ней с болью в сердце, но была несказанно счастлива сидеть с Гэскуинами за столом и слышать, как легко и с любовью друг к другу они болтают. Последнее время Адам начал чаще выезжать с отцом, иногда в клуб на Пэлл-Мэлл, иногда по делам в Сити. Случалось также, что он уезжал на своей красивой коляске один и отсутствовал по нескольку часов. Сгорая от ревности, я решила, что он завел любовницу, и пожалела, что сама не оказалась в этой роли. Конечно, подобные мысли были совершенно неприличны, но я обнаружила, что когда дело касалось Адама, я, по-видимому, полностью утрачивала скромность и бесстыдно жаждала его.
Несмотря на это, я очень радовалась, что Адам много времени проводит с отцом, отчасти потому, что из этого следовало – прошлое забыто, и отчасти потому, что это давало мне возможность больше времени проводить с леди Гэскуин, которая очень нуждалась в обществе. Я часто испытывала чувство вины из-за того, что сэр Чарлз и Адам держались со мной так, будто я – член семьи, однако вели себя куда сдержанней с леди Гэскуин.
Однажды перед Рождеством я заговорила
– Не беспокойтесь, Джейни. Я так рада, что вы помирили Адама и Чарлза.
– Когда вы приезжали ко мне в коттедж, то сказали, что сэр Чарлз очень болен. Я знаю, что мы никогда об этом не говорим, но… он в самом деле настолько болен, как вы думали? Я хочу сказать, он иногда выглядит немного усталым, но никогда – тяжело больным.
– Я знаю, – вздохнула она и коснулась рукой моей щеки. Голос ее был тихим, но твердым. – Болезнь неизлечима, Джейни. Доктора говорят, что диабет у Чарлза начался очень давно. Мы… – голос дрогнул, но она снова овладела собой, – мы рассчитывали, что у нас есть года два, но, похоже, речь идет о месяцах.
Мои глаза затуманились слезами, в горле образовался комок, и я не сразу смогла возобновить шитье. Наконец я прошептала:
– Мне захотелось плакать, но стало стыдно перед вами. Вы очень мужественная.
– Нет, не мужественная, – проговорила она немного устало. – Я просто смирилась, Джейни. Всю жизнь я училась мириться с неизбежным. Это была довольно спокойная жизнь, но не слишком счастливая, что, убеждена, является в той же степени моей собственной виной, как и чьей-либо еще. Как ни странно, но в последние месяцы я была более счастлива с Чарлзом, чем прежде. На что ушли годы, Джейни… Ты любишь Адама, дорогая?
Хотя вопрос был задан неожиданно, я не слишком ему удивилась, ибо леди Гэскуин была женщиной и должна была часто замечать взгляды, которые я бросала на Адама.
– Да. Да, я его люблю. Думаю, что полюбила его очень давно, но поняла это лишь тогда, когда нашла его в таверне в Уэппинге.
Я откусила нить и поднялась.
Она обняла меня и отступила со слезами на глазах.
– О, как я рада, дорогая моя! А Адам тебя любит? Он попросит тебя выйти за него замуж?
Я выдавила улыбку.
– Я думаю, он очень хорошо ко мне относится, но не более. В любом случае, ничего не выйдет, леди Гэскуин. Я не вполне свободна.
– Не свободна? – она недоверчиво посмотрела на меня.
– Дело в Элинор. Я знаю, вам это трудно понять, но она всегда будет для меня на первом месте. Ей я обязана буквально всем. Но только, пожалуйста, умоляю вас, не говорите ничего этого Адаму.
Она покачала головой, но на лице ее была написана тревога.
– Конечно нет. Но, Джейни, не погуби себе понапрасну жизнь, дитя мое. Будь немножко эгоисткой.
Я почти что злилась на нее в эту минуту, потому что и так была готова проявить себя эгоисткой, уговаривать меня не было никакой необходимости.
– Вы, возможно, думаете, что когда-нибудь Адам обратит на меня внимание, но этого не случится, леди Гэскуин. Для него я навсегда останусь довольно уродливой маленькой девочкой с остриженными волосами и выпирающими после болезни ребрами.
Немного помолчав, леди Гэскуин сказала:
– Обещаю, что не скажу Адаму ни слова. Но я знаю одно. Я хочу, чтобы ты стала моей дочерью, Джейни, пожалуйста, не лишай меня надежды.