Тиэль: изгнанная и невыносимая
Шрифт:
Потому даже после того, как разрешилось недоразумение, Гулд старалась держаться на противоположной от Тиэль и Теноби стороне кухни, откуда нет-нет да и зыркала на «громадного паука». Вдруг кинется?
Лишь непрозрачный намек эльфийки на то, что живот уже прилип к позвоночнику, недополучивши вчерашних обеда, ужина и сегодняшнего завтрака, заставил Гулд задвинуть предрассудки подальше и взяться за готовку. К счастью, Адрис не обманул — на сей раз оладушки и гренки Тиэль получить удалось, а шеилд получила свои два сырых яйца. Твердую-то пищу малышка есть не могла.
— Я одного
— А зачем им яйца? — рассеянно отозвалась эльфийка, увлеченная выбором между гренками и оладушками. — Жидкую пищу готовить несложно. Достаточно впрыснуть под кожу жертве порцию яда и немного подождать. Все внутри превратится в пищу нужной консистенции.
Адрис сделал вид, будто его подташнивает, что при бесплотной форме существования было в принципе невозможно. Не эктоплазмой же блевать? Немного оскорбившись отсутствию реакции на представление, призрак обиженно поинтересовался:
— Тебе совсем не противно такое рассказывать?
— Противно? — удивилась Тиэль, задвигая за щеку крупный кусок румяной оладушки. — Нет. Это просто способ питания. У каждого разумного — свой. Противны могут быть намерения и поступки, но вопрос еды — личное дело каждого.
— Ты странная эльфийка, — резюмировал Адрис.
— Ага-ага, совершенно невыносимая. Потому и нахожусь здесь, а не танцую на балу в Дивнолесье с его владыкой, — грустно согласилась Тиэль, кончиком пальчика погладила сытого, опять задремавшего паучка и переложила малышку себе на колени.
Едва нагоняющее страх создание исчезло из поля зрения, пожилая гоблинка приободрилась и нашла в себе силы робко извиниться:
— Сама не знаю, что на меня нашло, лейдин. Едва паука того увидела, как покрывалом темным накрыло, стою ору, а в голове — только голос дедов, а он, почитай, лет семьдесят как уже умер: «Не будешь слушаться, пауки съедят!»
— Все наши самые сильные страхи — родом из детства, — философски резюмировала Тиэль. — Как твой внучок, оправился от путешествия в катакомбы?
— Как папка его за ухи оттаскал да веревкой по попе пару раз протянул, так точно вся дурь из головы вылетела, — со сварливым добродушием проворчала Гулд. — Мамка, та заступаться сразу начала, на то она и мамка. Сама все глаза выплакать успела! Но наказать оболтуса следовало, а то неизвестно, куда он в следующий раз залезть решит, коль ему этот с рук спустить. Я сынка-то по родителям приятелей Шима пройтись попросила, чтобы, значит, и им чего перепало, да насчет лаза в катакомбы сказать велела. Жрец-то, папка Тилка, велел внучка моего ему привести, чтобы глянуть, не подцепил ли он пакости какой после катакомб или еще чего…
— Разумно, — согласилась эльфийка, одобряя не столько воспитательные меры, сколько способ жреца познакомиться с прошедшим посвящение мальчиком. Слазив в карман, Тиэль вытащила из него дивной красоты кружевную салфетку. — Вот, кстати, давай на кухонном столе постелем.
— Ох ты ж, красота-то какая! Зачем на кухню? Этакому великолепию в парадной зале место! — всполошилась повариха, сетуя на неуместное предложение. Робко, одним пальчиком потрогала салфетку, предварительно
— Вот видишь, Гулд, и от неприятного чудовища польза может случиться и красота. Это великолепие Теноби за пять минут соткала! — улыбнулась Тиэль.
— Так это паутина? — немного разочаровалась гоблинка. — Порвется, небось, скоро или прилипнет к столу.
Восьмилапая мастерица проснулась от такого поклепа, издала возмущенную трель, подпрыгнула и затанцевала на ладошке эльфийки. Та поспешила вступиться за Теноби, пока паучья мелочь не принялась хватать повариху за грудки или, чего доброго, связывать ее паутинкой с явным намерением доказать прочность собственных нитей на практике.
— Не порвется и не прилипнет, можешь сама попробовать, — подначила эльфийка гоблинку.
Та уже без брезгливости взяла салфеточку и действительно попробовала ее на разрыв, поначалу робко, а потом приложив максимум силы. Ничего не затрещало, не помялось, и ни единая ниточка не порвалась.
— И впрямь прочная, — цокнула языком гоблинка, смерив Теноби уже не столько брезгливым, сколько-испытующе-практичным взглядом.
Вон, нечищеные и сырые гварники воняют, точно помойка, а как до них руки мастера дойдут да с перчиком и зеленью потушат, так вкуснее тех грибов блюда в целом мире не сыскать. Может, и эта мелочь лиловая в хозяйкин дом удобства прибавит, а то стыло и пусто в нем, несмотря на всю роскошь, будто и впрямь лишь призрак обитает. И как только эльфийке здесь в одиночестве живется? Так-то лейдин Тиэль раскрасавица, коль ее подкормить чуток, то и женихи табунами ходить начнут. В уютный дом их и приглашать приятно станет.
— Эта милая малышка еще скатерти и занавеси может ткать, только кормить яичками не забывай, — вкрадчиво добавила эльфийка. — Так что, Гулд, не станешь больше в Теноби сковородками швыряться?
— Не стану, — выдавила из себя улыбку гоблинка и попросила: — Только пусть уж она ко мне близко не подходит хоть поначалу, пока не привыкну.
— Договорились, — хлопнула по столу ладошкой Тиэль и попросила: — Пожарь еще оладушек, что-то я проголодалась.
Мир был восстановлен, завтрак съеден, и эльфийка отправилась работать в оранжерею. Для лекарств Тиэль всегда использовала только свежесорванные растения. Слышала и знала: многие мастера специально сушат, вялят и много чего еще делают с компонентами, но сама следовать подобному примеру не спешила. Интуиция целителя подсказывала, что у нее самым действенным то зелье выйдет, в котором жизни больше собрать удалось.
Светлая не окнами, а эльфийскими солнцешарами на потолке, оранжерея вызвала у паучка приступ восторженного писка. Теноби прежде ни разу не встречала столько растений. Даже скупые крохи памяти паучьих предков — жителей катакомб молчали о самой возможности существования подобной роскоши. Единственными растениями подземелий были редкие мхи, грибы и лишайники бледных расцветок. А здесь шеилд встретило настоящее буйство цветущего зеленого великолепия!
Переживая истинный экстаз любования скромными посадками эльфийки, паучок решился на робкий вопрос: «Не надо ли что-то сделать для этого растительного счастья?»