Тигр в алой майке
Шрифт:
Алексей остался на шоссе один. Он потерял из виду группу. Ее загородили обогнавшие его машины. Позади Барышева катил лишь мотоцикл тренера.
123-й километр. Величайшая усталость овладела Барышевым. И еще им овладело безразличие. Он чувствовал, как оно баюкало его, успокаивало, словно ласкало. В голове что-то жужжало, вспыхивали, как искры, редкие мысли, которые он силился собрать воедино…
«Самое лучшее — это зеленая трава и лесная прохлада или летний дождь», — думал Алексей.
И он вспомнил
Акбар долго ехал один в прохладном лесу. Лиля исчезла. И напрасно он кричал, звал ее. Обидевшись, он повернул назад. Там, где лес кончался, на опушке, Барышев сел на траву и стал слушать глухие далекие раскаты грома. Приближалась гроза, а Лили все не было и не было.
«Может, она упала?» — вдруг мелькнула у Алексея тревожная мысль. Он сел на велосипед, чтобы ринуться в лес, и вдруг услышал тихий смех и голос Лили:
— Ты куда?
Вот странная девчонка! Она все время была рядом, пряталась в кустах и наблюдала за ним.
— Ты сердишься? — спросила Лиля.
— Да.
— Не надо. Мне было интересно слушать тебя. Ты смешной! Ты один разговаривал так, как будто я рядом и слышу тебя. И я думала, что ты знаешь, что я здесь.
Акбар отрицательно покачал головой.
— Я этого не знал.
— Ты обидчив. Ты ужасно обидчивый человек!
И потом был ливень.
А сейчас была жара и отставший от группы Алексей, который мысленно — на большее не хватало сил — говорил с самим собой.
«Вперед! — убеждал он себя. — Вперед!» И слышал где-то внутри себя голос: «А зачем это нужно? Зачем? В мире ничего не изменится, если ты не придешь к финишу. Зачем это напряжение, если существует покой?»
«Замолчи», — устало попросил Алексей. Но голос, как учитель на уроке, продолжал бесстрастно твердить свое: «Надо соразмерять свои возможности с реальностью. И, если трезво рассуждать, никогда не ответишь на вопрос: зачем это нужно? Возможно, это и нужно, когда чувствуешь удовольствие, когда каждая мышца требует усилий, нагрузки и дух захватывает от скорости. А сейчас исчерпаны все силы. Их давно нет. Вот мотоцикл, если в баке нет бензина, никогда не поедет. Это же естественно! В тебе нет сил, зачем же ты едешь?»
«У меня должны быть силы», — возразил Алексей.
Но сил не было. И обида перехватила дыхание. Обида на то, что силы покинули его, а он так надеялся на них, так верил в себя, когда уходил со старта!
«Да, силы есть, но их чертовски мало. Конечно, до финиша можно доехать, но не первым. И судьи не дадут за это даже грамоты. Сергей будет посмеиваться. А Дик Дикыч скажет: «Надеюсь, теперь-то ты сам убедился, почему я не пускал тебя в эту гонку. Слабый, а воображал бог весть что…»
«Кто это говорит? — спросил себя Алексей, внезапная догадка осенила его. — Теперь понятно.
— Замолчите, глупые тролли, — прошептал он.
«Акбар, не вешай ярлыков. Ты оскорбляешь разумность и пытаешься приветствовать безрассудство. Тебя научил Дик Дикыч? Не суди нас и пожалей себя. Не становись на точку зрения человека, сидящего на «Симсоне». У «Симсона» неутомимый и мощный мотор и полный бак бензина. Тянуть ручку газа на себя — это совсем не то, что толкать педали уставшими ногами. И даже тренеру жарко. Смотри, Лиля дает ему бачок. Дик Дикыч захотел пить. В горле у него, видишь ли, пересохло, а у тебя кровь густеет от жары, у тебя глаза на лоб лезут, и ты хрипишь. А во имя чего все это?»
«Цыц, бесы!» — мысленно рявкнул Алексей и скосил глаза. И он увидел Лилю.
Лиля смотрела на него с тревогой. Она видела его несчастным, пораженным и, значит, некрасивым. Алексей попытался взглянуть на себя со стороны. И то, что подсказало ему воображение, глубоко его опечалило: спутанные потные волосы, тяжелые вдохи и выдохи, поникшая голова и судорожные попытки крутить педали в одном ритме.
«Смотри, Лиля, я и такой бываю. А ты думала, что я парень, чьи плечи как гранитные скалы? Ты помнишь, как опиралась на мое плечо, когда на тренировке разбила ногу и шла со мной к врачу, кривясь от боли и говоря: «Тебе, наверное, совсем не тяжело. Ты сильный». А помнишь, однажды ты обняла меня и хотела согнуть мою шею, но не смогла?..
Акбар облизал пересохшие губы, когда увидел, как пьет тренер. Потом он наклонил голову к бачку, взял зубами торчавшую из него трубочку и потянул в рот кислую, теплую воду. Напился, пополоскал горло и выплеснул воду с силой так, что она дождем брызнула ему в лицо.
«Ну вот, — подумал Алексей, — совсем другой табак. А подъем все равно преодолею. Дальше будет легче».
Ярость на самого себя сжигала его. Он до боли закусил губу, сильнее надавил на педали и в это время услышал приказ тренера:
— Мужайся, дружок, мужайся!
Барышев глянул вправо на обочину дороги, по которой проехал крикнувший эти слова тренер. И на мгновение его налившиеся кровью глаза встретились с глазами Лили.
«Ты выдержишь, — думала в это время Лиля, — выдержишь! Разве тебе, милый, в первый раз трудно? И потом, разве тебе труднее сейчас, чем тогда Сереже Павлову?»
Мотоцикл тренера рокотал впереди, на самой верхушке последнего подъема. Барышев шел, приподнявшись на седле. Этот прием гонщики называют «танцовщицей».
— Он выдержит, — сказала Лиля тренеру.
XIII
«Скорая помощь», набирая скорость, промчалась мимо отставшего Барышева. Барышев не видел Володю, который по пояс высунулся из машины, помахал рукой и крикнул:
— Акбар, не сбивайся с темпа!
Но спортсмен был слишком поглощен своими усилиями, измучен усталостью, чтобы слышать.
— Кончился наш Акбар, — сказал врач, — вот какая штука. Вот тот, как его… Павлов был посильнее!