Тигр в стоге сена
Шрифт:
Они один за другим пробрались сквозь тесный люк и оказались в багажном отделении самолета. Сюда, сквозь широко открытый проем, сыпались чемоданы и сумки пассажиров самолета, которые сбрасывал с машины молодой парень.
– Дайте мне вашу поклажу, – майор кивнул Голубеву на синий китель, лежащий на штабеле багажа, – надевайте его. Вы поедете другим рейсом.
Голубев пожал плечами:
– К чему эта таинственность?
– Генерал всегда знает, что делает и никогда этим не шутит. Пригнитесь и ложитесь на дно грузовика..
Он вспомнил как свистели пули, пролетавшие мимо его лица,
– Теперь быстро за мной.
Они спрыгнули с машины и Голубев чуть не вскрикнул от боли, резанувшей едва зажившую ногу. Майор сбросил китель и журналист сделал то же самое. Грузчик взял форму из их рук и почти бегом кинулся к кабинке грузовика.
– У нас десять минут до отправления вашего поезда, – адьютант взял из его рук портфель и шагнул вперед, – у меня тут машина, думаю, что мы успеем к самому отправлению.
Теперь он несся назад в город, только в этот раз он сидел на переднем сидении серебристой «Волги». Ему вдруг пришла в голову странная мысль помолиться. Он бы и сам не мог объяснить своего желания, но Голубеву вдруг показалось, что если он сейчас же не вспомнит какую-нибудь молитву, то никогда не выберется живым из Ашхабада. Его пристрелят люди с черными лицами и зароют вместе с майором где-нибудь в жарком песке. И никто, никогда не узнает где лежат его кости.
В голову лезли слова гимна, пионерских песен, дурацкого шлягера «На недельку в Комарово», но он не мог вспомнить ни строки из молитв, которые разучивала с ним бабушка. Тогда он, закрыв глаза, прошептал про себя : «Господи, спаси и сохрани меня, хотя бы для того, чтобы эти люди, которых я узнал здесь, не мучились от того, что не смогли защитить меня!»
Майор остановил машину около здания железнодорожного вокзала. Голубев взглянул на огромную вывеску из гнутых неоновых трубок : «Ашгабад» и вошел вслед за своим провожатым в сумрачное здание. Они прошли через зал ожидания, заваленный лежащими на полу людьми, и вышли на перрон к фирменному поезду «Ашхабад».
– Ну, – майор протянул ему руку и легкая тенниска обтянула его мощное плечо, – у вас два билета в «СВ» и не вздумайте согласиться на подселение кого-нибудь на второе место.
– А если это будет Клаудиа Кардинале? – Голубев попытался пошутить, но, увидя в глазах офицера тревогу, осекся.
– Пожалуйста, не выпускайте из рук дипломат и не выходите ночью из купе. – Майор сунул что-то ему в руки. – Вот вам, на всякий случай, ключ, который не только открывает, но и закрывает все двери в вагонах.
– Будете в Москве…
– Я вас найду.
Голубев, показав проводнику билет, вошел в вагон, а адьютант министра отступил в тень и постарался сделаться незаметным. Он хотел посмотреть не войдет ли в вагон кто-нибудь подозрительный и как отправится поезд.
Журналист, найдя свое купе, положил под лежанку
« Вот и все «, – подумал он с облегчением, хотя и сейчас, после необычного бегства из самолета, продолжал сомневаться в необходимости такого приключения.
Ни майор, ни Голубев не знали, что в это время самолет, в котором он должен был лететь в Москву, уже выкатился на рулежную дорожку. Летчики из Московского авиаотряда, совершавшие этот рейс, внимательно смотрели на взлетную полосу. Офицер, таким странным образом уведший одного из пассажиров, показал им удостоверение майора комитета государственной безопасности и предупредил, что возможна попытка диверсии.
– За багаж я ручаюсь, – сказал он, – а вот при взлете, смотрите сами.
Командир последний раз проверил работу двигателей, тормоза и запросил разрешение на взлет. Получив «добро», он взглянул на второго пилота и, подав сектор газа вперед, начал разбег. Он не мог сказать прошла секунду или десять, потому что смотрел в этот момент на приборы, но ему показалось, что одновременно с ускорением, вдавившим его тело в спинку сидения, раздался крик второго пилота:
– Трос! Тормози!
Летчик вскинул голову и увидел в лучах заходящего солнца черную тень, перекрывающую взлетную полосу. Он мгновенно сбросил газ и попытался затормозить стремительное движение самолета.
– Командир! – Ему показалось, что в кабине что-то упало и, видя неотвратимо надвигающийся на них трос и понимая, что сейчас может произойти с машиной и почти двумя сотнями пассажиров, он чуть довернул ручку и выкатился с взлетной полосы. Самолет вздрогнул и заскакал по неровной глине засохшего до каменной тверди такыра. Только когда машина остановилась, командир услышал крики боли и страха, несшиеся из салона.
– Леня, посмотри, что там, – сказал он бортинженеру и впервые увидел как трясутся его руки.
– Солнце, – голос второго пилота был похож на вскрик плачущего мальчишки, – нас спасло солнце. Если бы оно было чуть выше, то мы бы не увидели тени от троса…
Этой ночью Голубев почти не спал. Он закрыл дверь на защелку и вскакивал от каждого шероха. Кроме того, мешала спать и нога, не на шутку разболевшаяся после прыжка из кузова грузовика. Он немного забылся под утро, когда из распахнутого окна пахнуло прохладой, а из-за двери стали доноситься голоса просыпающихся пассажиров. Его разбудил стук в дверь. Голубев подпрыгнул и тут же схватился за дипломат. Тот лежал там, куда он его положил – под подушкой.
– Да? – спросил он, подходя к двери.
– Чаю не хотите?– голос проводника был сух, но предупредителен.
Журналист распахнул дверь:
Лицо туркмена было таким же черным, как и лица тех людей, которые стреляли в него из «ЗИМа», только глаза были добры и усталы, да и в руках он держал на пистолет, а сверкающий поднос с шестью стаканами в подстаканниках.
– Эта даже не смешно, – удивился Голубев, – в таких же подстаканниках я пил чай много лет назад, когда ездил с мамой и папой по Союзу. Разве на железной дороге ничего не меняется?