Тигр Железного моря
Шрифт:
— Какого китайского правительства?
Она игнорировала его вопрос, ибо была слишком зла на британцев.
— Я ненавижу само слово «Британия», — произнесла мадам Лай, яростно раздувая огонь в кальяне. — Во времена моих предков британцы привозить дешевый опиум в Китай. Китайцы всегда слабые к опиуму, всегда император бороться с плохими людьми, чтобы остановить рост желтого мака. Но британские корабли слишком сильные, их опиум разрушать Китай.
— Я думал, вас восхищают сильные люди, — сказал Энни, удивленно поднимая брови.
— Я ненавижу слово «Британия». Я плюю ядом на это слово.
В Макао мадам Лай жила всего в нескольких кварталах от завода, производившего опиум согласно официальному разрешению португальского правительства. Ежегодно этот чистейший
Сам Энни опиум не употреблял. Но если посмотреть на положение дел беспристрастно, то было трудно не заметить, какое бедствие переживала китайская цивилизация — большая часть образованного населения разом пристрастилась к дарующим забвение наркотикам. Какова бы ни была причина, англичане потворствовали пагубному пристрастию, а янки умело им в этом помогали. Бизнес есть бизнес.
Энни спросил мадам Лай, какие подробности ей известны о нападении на залив Биас. Оказалось, что британское правительство устало от грабежей, которым подвергались корабли его величёства, и, демонстрируя свое возмущение, произвело рейд на китайские территории. Предварительно оно эвакуировало жителей, а потом уже разрушило их дома. Оно действовало аккуратно, чтобы избежать жертв. Ее дом, небольшой, но очень уютный, в котором жили ее бедные родственники, был разрушен полностью. Британцы направили военные корабли против рыбацких поселений и сожгли их, уничтожили лодки рыбаков, и все это для произведения всего лишь символического эффекта.
Однако этот рейд, совершенный в день начала их предприятия, явился плохим предзнаменованием. Их планы могут быть разрушены. Все это мадам Лай изложила кратко, но Энни знал, что творилось в ее душе. Целый пучок ароматических палочек горел в маленьком, подсвеченном красной лампой святилище, сделанном в стене каюты. Там лежали две погребальные таблички из черного дерева: одна очень старая, другая — новее. Это были земные символы Чжан Бао и ее отца.
Да кого волнуют эти предзнаменования?! Энни в них не верил. Он сказал, что очень устал и хочет вздремнуть. Он оставил мадам в раздражении курить кальян и ругать служанку за остывший чай.
Корабль плыл в зеленом свете луны.
Капитан Ван Хэ держал курс на восток, к острову Ланто, как любезно сообщила ему, не особенно вдаваясь в детали, мадам Лай. У нее было скверное настроение, так что Энни не стал вдаваться в подробности.
На Энни произвело впечатление то, как ловко джонка справляется со встречным ветром: судно шло легко, без крена. Западные моряки любили рассуждать о неповоротливости джонок, но Энни ничего подобного не находил. Неповоротливыми они выглядели, лишь когда стояли на якоре. Китайский принцип оснастки судов естественным образом складывался в течение многих столетий плаваний по морям, печально известным своими непредсказуемыми ветрами, предательскими мелководьями и разрушительными тайфунами. Китайцы на джонках пожертвовали подвижностью парусов, ценной при хорошей погоде, ради того, чтобы сохранить их силу и выносливость в неблагоприятных условиях. То же самое относилось и к корпусам джонок, от которых в первую очередь требовались прочность и надежность, а потом уже скорость. Ближайшими родственниками джонок можно было бы назвать плоскодонные шаланды Новой Англии. Но изобретение китайцами огромного убирающегося руля и бизани, которую рулевой использовал наподобие стабилизатора, стали решением навигационных трудностей. Было и еще кое-что, способное поразить любого моряка, — тщательно продуманная конструкция корпуса. Тяжелыми и крепкими переборками он разделялся на четыре или более абсолютно водонепроницаемых отсека. Поэтому, чтобы потопить джонку, нужно было изрядно раскрошить ее корпус. Странно, что на Западе
Капитан Ван Хэ не отличался особой разговорчивостью. Похоже, ни он, ни рулевой — грозного вида вспыльчивый малый — не желали замечать гуайло, что Энни вполне устраивало. Он собирался прогуляться по палубе полуюта к рулевой рубке, но был вежливо остановлен второй служанкой мадам Лай. Вероятно, ей было велено не пускать его туда.
Начался дождь, и неожиданно налетели порывы весеннего ветра, который все усиливался. Он дул с моря по направлению к дельте Восточной реки. Капитан Ван облачился в дождевой плащ японского военно-морского флота. Видимо, ему нравилось походить на иностранца. Энни наблюдал, как он без особых усилий борется с ветром. В одно мгновение команда опустила грот. Реи сложились синхронно, и это позволило парусу очень быстро свернуться.
Мадам Лай нигде не было видно. Море волновалось, ветер дул сильный, порывистый, но джонку едва качало, и палуба оставалась сухой. Через пару часов прямо по курсу из лунной дымки выступили очертания острова Ланто. Ветер стих к тому моменту, когда капитан Ван подошел с подветренной стороны к небольшому островку Чип Лак Кок, расположенному к северу от Ланто. Скалы отвесно обрывались в пенящееся море, а на севере в свете луны вырисовывались террасы монастыря траппистов.
Энни никогда не тянуло посетить эти места. Население острова Ланто было немногочисленным, в основном рыбаки. В глубине острова, среди холмов, встречались деревни, где никогда не видели белых людей. До прихода британцев остров был известен как прибежище пиратов. До сих пор сюда стекались из Гонконга те, кто плохо ладил с законом. Энни помнил историю мадам Лай о ее славном предке Чжан Бао. Развалины его крепости сохранились у Дун Чжун, на главном острове. Когда джонка бросила якорь в маленькой бухточке к западу от монастыря, у Энни не осталось сомнений: традиции на этих островах остались неизменными.
Было чуть за полночь. В бухте мерцали огни фонарей на лодках, занимавшихся ловлей креветок, но деревушка Чун Шалань, припавшая крышами к серому песку, тонула в темноте, как и подобает пиратскому логову, хотя от Гонконга ее отделяло всего около двадцати миль — «полет орла».
Дождь не прекращался, Энни надел свою старую зюйдвестку и последовал за капитаном Ваном и его первым помощником по главной улице — грязной и узкой, посреди которой спали свиньи и куры. Прошли мимо небольшого магазинчика, окна которого были закрыты ставнями, миновали дом, из плохо освещенного проема дверей которого тянуло запахом опиума; затем храм, крошечный, но ухоженный, и наконец остановились у здания, огороженного каменными стенами. За приоткрытой калиткой горел огонь. Во дворе спал вол, но из кухни распространялись соблазнительные ароматы, и Энни подумал о хорошем ужине.
Его оставили в маленькой полупустой комнатушке с каменным полом. Девушка, одетая по-крестьянски, даже не подняв на незнакомца глаз, принесла бутылку теплого рисового вина и маленькую чашечку, затем удалилась.
Чуть позже, когда Энни уже смирился со странным вкусом вина, без стука вошла мадам Лай в сопровождении своей крепкого вида второй служанки. Энни в этот момент пытался удобнее устроиться на кушетке, борясь с двумя довольно жесткими подушками. При появлении Лай он хотел из вежливости подняться, но та остановила его и села на стул. С гладко причесанными, мокрыми от дождя волосами, в моряцкой одежде из черного хлопка, она выглядела очаровательной, даже трогательно-беззащитной.
— Мне чего-то охота пожрать, — сказал Энни.
Она покачала головой:
— Вы сейчас не должны есть. Человек не может кушать перед тем, как он предстанет перед «Собранием». Вы пьете вино, и оно очень полезно для сердца. — Она похлопала ладонью по груди. — Но есть не надо. Вам следует забыть о своем желудке.
Судя по всему, она не шутила.
Энни громогласно возмутился: у него и в мыслях не было присоединяться к «Собранию праведных героев». Какой в этом смысл?