Тигры и земляника
Шрифт:
Однажды, помню, завис я в общаге филармонии, в свару резались с мужиками. Ну, там, оркестранты, хоровики, балетный один. Компания целая. Отыграли мы тогда концерт левый, не помню уже по какому поводу. Но денег получили хорошо. Решили в картишки перекинуться. И такой кураж у нас пошел, оторваться невозможно. Ты когда-нибудь в свару играл, дружище? Знаешь, какой азарт иногда прет? Ну вот, и нас понесло. Хочешь верь, хочешь нет, но играли мы четверо суток без перерыва. Кто уже колоду не в силах тасовать – падал на кровать и спал часа два. Потом опять. Так по кругу и отдыхали, кроватей-то две, а нас человек восемь, игроков.
Ну и пили, конечно,
Ох, блин, до сих пор неприятно вспоминать. Болтают, понимаешь, в моей голове двое – мужик и баба. А я как будто со стороны слушаю. О чем говорили, не помню сейчас, но толково беседовали, со смыслом. Обо мне что-то. Нехорошее. Бр-р… Короче, до белой горячки мне было рукой подать. Но ничего, оклемался.
Перед Ленкой стыдно только. Хоть и выиграл я нехило, целую кучу из карманов выгреб и на стол кухонный вывалил, но взгляд Ленкин до сих пор помню. Так ведь и не сказала мне ничего, ни тогда, ни потом. Гордая.
А голоса эти, дружище, не желаю тебе услышать ни за какие деньги. Не стоит того.
Но этого я главврачу рассказывать не стал. «Нет, – говорю, – док, не помню. Не ловил я раньше глюков». А он послушал, послушал, почеркал в журнале, и молвит бархатным голоском: «Все понятно, можете идти». Я ему: «И что дальше, как лечить меня будете?» А док отвечает, что переводит меня в наркологию, потому как галлюцинации мои имеют наркотическую природу и все такое… ну, умеет он, Альфред Вульфович, по-умному говорить, умеет.
Я ему втолковываю, что надо бы разобраться, дело серьезное. В видениях меня зашвыривает в совершенно запредельное место, в параллельный мир… «Ладно, ладно, – говорит главврач, – там разберутся». Слышать меня не хочет – в ГНД, и все тут. Я ору: «Альфред Вульфович! Не отправляйте меня в наркологию, отпустите лучше домой! А не то я к вам ночами приходить стану!» А он на кнопочку жмет, санитаров вызывает…
И лежать бы мне сейчас, дружище, с нариками, а скорее – еще дальше… и глубже… только в последнюю секунду док передумал. Меня уже санитары под белы рученьки взяли, когда я последний довод выдал, уже не надеясь ни на что. «Грибы-то, – говорю, – я давно перестал жрать, доктор. А видения никуда не исчезли, каждую ночь приходят!»
Тут он санитарам знак подал, чтобы притормозили. «Что, и здесь, в больнице, галлюцинации?» А я кричу: «Конечно! И никакой дури я сюда не протащил, хотите – проверьте!»
Сам злюсь уже, психую, сил нет.
«Хорошо, – бурчит док, – проверим». И карту мою берет. Изучает, стало быть, на предмет соответствия вводимых в мой нежный организм микстур моим бредням. Айболит хренов. Клистирная трубка. «Ладно, – говорит, – завтра на прием. Поговорим еще раз».
И на том спасибо.
А видения эти – отдельная песня, дружище. Ох, куда меня только не забрасывает, кем я только не оказываюсь… Хотя я и в реальной жизни много кем побывал.
Например, австралийским бушменом.
Не веришь?
Зря! Стать бушменом просто. Сейчас расскажу, дружище, записывай.
Берешь лыжную палку и отпиливаешь лишнее с обоих концов. Из гвоздей-пятидесяток мастеришь «дротики» – к шляпкам присобачиваешь лейкопластырь, кулечком свернутый. Получается что-то вроде волана теннисного, только с острым концом. Засовываешь стрелу в трубку и дуешь что
В общаге консерваторской мы с друганами охотились таким образом. На голубей. Ну, денег нет, до стипендии далеко, а жрать охота. Вот и надумали на чердак слазить, дичь пострелять.
Потом голубей пожарили, натурально. В общую кухню на запах сбежались со всего этажа. Всем интересно, кто так разбогател, что цыплят-табака готовит? Правда, когда мы объяснили, из чего цыплята, народ разбежался. Половина с криком «Садюги!», половина – «У них же птичий грипп бывает!»
Да, с голодухи чего не съешь… А как мы на том же чердаке самогон варили? Ух, было дело!
Я в шестидесятой комнате жил, а в пятьдесят седьмой обитал Серега Глушко, вокалист с четвертого курса. Бас. Метр девяносто пять роста, сто пятнадцать килограмм веса. Ничего так парень, наш человек. Вокалисты, они обычно прибабахнутые – не пьют, не курят, свои нежные связочки берегут. А Серега – нормальный пацан, помню, часто повторял: «Водка придает голосу силу, а «Беломор» – тембр!»
И задумал как-то Серый самогону наварить. Горилки, то есть. Как украинский хлопец технологию знал отлично, а как широкой души человек решил не мелочиться и брагу бодяжить не в бутылке какой-нибудь и не в банке, а сразу в бидоне молочном – на сорок литров. Ну, и нас к проекту привлек, дружбанов-приятелей.
Надыбали мы в соседнем магазине флягу – у грузчиков в аренду взяли, за пузырь «Агдама». Вместе, кстати, и выпили. Дрожжей в бидон насыпали, воды налили, и целый месяц кидали все, что под руку попадется. Кефир прокисший, сметану, варенье засахаренное, корки хлебные… короче, что способно бродить. Держали бидон в тепле, возле батареи. Одеялом накрыли, ну, для согрева опять же, да и комендант общежития чтобы не просек. Разок-другой брагу попробовали – нет, так пить невозможно, гадость несусветная! Даже наши луженые желудки не могли зелья переварить. И к лучшему, а то бы выхлебали до срока…
Когда брага поспела – запенилась такими зловещими мутно-зелеными пузырями, – перетащили бидон на чердак. Из лыжной палки, – той самой, с бушменской охоты оставшейся, – соорудили спираль. Паяльная лампа заготовлена заранее. И понеслось!
Зима в разгаре, на чердаке холодно, долго не высидишь. А целую флягу перегнать – сколько времени нужно! Так что мы посменное дежурство организовали. По двое лезли наверх и следили, чтобы процесс шел правильно: пламя паяльной лампы горело ровно, бидон нагревался, из трубки регулярно капало. Полные бутылки аккуратненько закупоривались и вниз передавались, пацанам. Ну, по ходу продукцию дегустировали, само собой, куда без этого. Контроль же нужен… К концу надегустировались!
Отсидев с напарником очередную смену, собираюсь я вниз… А чердачная лестница – с перекладинками, типа пожарной, – спускалась в коридор верхнего этажа общежития. Я люк открываю, и, не глядя, схожу по лестнице… оба-на! – прямо в лапы коменданта! Он, оказывается, заметил нездоровое оживление в конце коридора, вот и решил поинтересоваться, что там за тусня?
Прикинь, дружище, комендант на меня смотрит, а я весь синий от холода и от горилки. Понимаю, что если рот открою – такой духан от меня попрет, что комендант упадет, где стоял. Да и бесполезно варежку разевать – сказать-то все равно ничего не могу. Не в состоянии. И выгнали бы меня из общаги (а это ж смерти подобно, места в общежитии лишиться!), но тут девчонки подоспели. Ну, с нашего этажа, боевые подруги. И Ленка среди них.