Тигры и земляника
Шрифт:
Он смотрит на меня потерянным взглядом.
«Нужно уметь сохранять себя – сильнейшее испытание независимости», – писал Ницше.
Через день нас приглашают к ворам. Вежливо и спокойно.
Виргус
Три акта с финалом
Привет, дружище, как дела? У меня все о`кей, или, как говорит одна юная особа, все чики-пуки! Коврижкой особу кличут. Кстати, это выражение использует еще одна молодая леди, но про нее особый разговор. Как-нибудь
А, ладно, расскажу.
В общем, как получилось… Я… Ну, как сказать-то… (Ботан, не ржать только, не ржать!) Короче, нравится мне девчонка одна. Молодая, лет на пятнадцать меня моложе. Красивая – жуть! Я таких, дружище, еще не видел, хотя, как ты уже знаешь, повидал многое, с кем только в жизни не встречался, и столько девок успел…
Ладно, отвлекся. Девчонку звать Эльзой, она в театральной парикмахерской работает (кстати, я говорил, дружище, что в театре оперы и балета работаю? Ну, в общем, теперь знай – я второй кларнет в оркестре оперного театра. Не хала-бала, между прочим)…
Ну так вот, Эльза у нас в парикмахерской трудится – прически там, парики для артистов в порядок приводит (а ты не знал, дружище, что в театре парикмахерская есть? О, чего только у нас нет – и пошивочный цех свой, и сапожная мастерская, и столярные-плотницкие, где декорации изготавливают. В общем, театр – это целый город. Куча этажей, и не только вверх, но и вниз. А глубоко в подвалах потайные ходы, ну, типа катакомб. И тянутся они под землей через весь город, даже под Казанкой, и до самого Кремля…
Ну ладно, ладно, про катакомбы соврал. Богатая фантазия, что поделаешь. Ботан, смайл поставь, ага?) :)
Короче, пока я с семьей жил, просто засматривался на Эльзу, ну, любовался издалека. Даже не разговаривал ни разу. Вообще-то я парень без комплексов, с кем хочешь могу контакт наладить. Любую могу уболтать, было бы время да желание, ну, потому что без настроения в этом деле никак, вот, помню, однажды сидим мы ребятами, бухаем…
Так, что-то меня сегодня заносит.
Смотрел, говорю, на девчонку, но клинья не подбивал. А после Нового Года, когда из дома ушел… Руки-то развязаны, уже можно. Ну и подкатил как-то к Эльзе после дневной репетиции. У служебного выхода дело было. «Привет, – говорю. – Чем занимаешься сегодня вечером?»
Как она меня отшила, дружище, надо видеть! Сперва, коза такая, секунд двадцать оглядывала с ног до головы. А я перед ней как школьник, даже челюсть задрожала от волнения. Это ж надо так девкой увлечься. Потом на ее лице появляется ехидная улыбочка, и она нежным голосочком вопрошает: «Вы, кажется, в нашем театре работаете?»
Я чуть не рухнул тут же. Каждый день в коридорах встречаемся, иногда по нескольку раз (ну, когда я специально мимо парикмахерской фланирую)! Я говорю, мол, ты чего? Конечно, я здесь уже сто лет! А она опять пробежалась по мне взглядом (мне, дружище, впервые в жизни стало неудобно за свою двухдневную щетину). И говорит, этак с сожалением: «Сто лет? Да, это видно…» Развернулась и к выходу. Каблучки цокают, попка туда-сюда крутится, смотреть невозможно. Сразу обильное слюноотделение.
Сочное
Снится тигру в пампасах.
Дергает лапой.
(Вообще-то в этой хайку тигр у меня дергает не лапой, а кое-чем другим, но, щадя эстетический вкус лучшей половины человечества… Короче, дружище, вдруг ты девка? Тебя это может шокировать. Заменю слово, пусть будет «лапой»).
Ну так вот… Пока я стою с отвисшей челюстью, хлопок по плечу. Оборачиваюсь – Гера, друган мой. Ну, вместе пиво пьем иногда. Контрабасист. «Нет, Виргус, – говорит Герыч, – эта девка не для тебя. Смотри, какой на ней прикид. Сапоги одни тысяч семьдесят стоят».
Я в сапогах не больно-то разбираюсь, дружище, но вижу – да, красивые сапоги. А на улицу с Геркой вышли, смотрим – эти элегантные сапожки втягиваются внутрь иномарки. Не менее элегантной. Дверца хлопнула, и укатила моя киска с каким-то лысым хреном.
«Спонсор, – говорит Гера, сделав значительное лицо. – Богатенький Буратино. Ладно, старик, не парься, пойдем лучше по кружке дернем»…
(Ботан, ты все знаешь, может, и в сапогах разбираешься? Ну скажи мне, ради бога, как могут бахилы семьдесят штук стоить?! В голове не умещается).
Кстати, дружище, я Ботану эту кошечку показывал. Мы по Баумана шли, а Эльза навстречу. Я другана локтем пихаю – смотри, мол, вон телка, о которой я тебе все уши прожужжал. Угадай, дружище, что Ботан ответил? Ну, как ее оценил?
«Кукла Барби», – говорит! Прикинь?! «Никакой индивидуальности, сплошной макияж». Ну, Ботан иногда сказанет – хоть стой, хоть падай. Ни хрена ты в женщинах не рубишь, Ботан. Вспомни, какие глаза, какая фигура, ножки какие! Вспомнил? Много ты подобных видел? Вот то-то и оно. Нету больше таких. Имеется, стало быть, индивидуальность. Я бы даже сказал – эксклюзив, простите, если что не так.
Что? Хорошо, сестра, иду.
Старшая сестра на процедуры зовет. Мы ее меж собой называем «страшной сестрой». Ну, и вправду, не сильно симпатичная, не сильно.
Прервусь ненадолго, дружище, не теряй меня.
Ну что, не скучал тут? А я уже к доку успел сходить на прием.
Общались на высоком интеллектуальном уровне. Сначала я, как обычно, про сегодняшние видения рассказал, подробненько так. Пожаловался даже слегка.
– Совсем глюки замучили, док… Дошло до того, что стоит мне закрыть глаза, как я – хлобысь! – уже там! Безобразие! Спать перестал, брожу по этому Параллельному Миру как дурак!
– Виргус, – отвечает Альфред Вульфович, – вы спите так, что на храп жалуются больные из соседней палаты.
– Ну, не знаю, не знаю док… Мы с вами, как здравомыслящие люди, знаем цену их жалобам. Психи, что с них взять!..
Док крякает, хмыкает и меняет тему разговора.
– Что насчет суицидальных помыслов?
– Да как вам сказать, доктор… Все то же, ничего не меняется. Выхода нет. Вернее, выход только один.
– М-да? Ну что ж… Всех ожидает одна и та же ночь, – задумчиво произносит он.