Тихая ночь
Шрифт:
— Нет нужды объяснять вам, каково значение вчерашнего дня. Не стану делать вид, будто мне нравятся коммунисты или что меня восхищает их рабское повиновение Москве. Но теперь, когда Россия вступила в войну, у нас во Франции многое переменилось. Сейчас на нашей стороне враги фашизма, те, кому, наверное, стоило проявлять больше патриотизма в течение последних двух лет омерзительного пакта Риббентропа-Молотова. Феликс и Этьен случайно оказались рядом с нами в очень благоприятный момент. Феликс разбирается во взрывчатке, а Этьен научит нас, как пользоваться радиосвязью — и убивать. Этьен получил от генерала де Голля приказы — или, скорее, инструкции, потому что у каждого формирования остается широкий простор для импровизации. Скажу только, что мы открываем во Франции еще один
Все смотрели друг на друга, тронутые его речью. Из-за того, что обстановка была напряженной, отклик получился немного смущенным.
— Vive la France!
— Этьен, возможно, вы могли бы рассказать нам, какие приказы отдал генерал?
Этьен кивнул, в два шага оказался рядом с Виктором и сел на край стола. Его поджатые губы чуть искривились, что при других обстоятельствах могло означать неприязнь, а пальцы, как паучьи лапы, широко раскрылись, упершись кончиками в столешницу.
— Генерал сказал, что вы и другие, подобные вам, — это истинное сердце Франции, которое до сих пор храбро бьется, невзирая на то, что наша страна в цепях. Он и силы Свободной Франции в Англии — ключ к замку на этих цепях, и как только представится удобный момент, они сделают все, что в их силах, чтобы освободить нашу страну. Но до тех пор сердце должно неустанно биться, чтобы Франция оставалась живой и свободной, если не телом, то духом. Наши солдаты в немецком плену не могут взять эту задачу на себя, поэтому только вы способны показать нацистам, что, даже оккупировав нашу родину, они никогда не будут чувствовать себя в безопасности на ее земле: никогда не смогут сидеть в наших кафе без страха быть встреченными бомбой или пистолетом. Я пришел, чтобы обучить вас и дать вам инструменты для борьбы.
Он повел бровью, взглянув на Виктора, и тот продолжил:
— Мы выделили две цели: казармы в Этапле и аэродром в Ле-Туке. В бараках размещен гарнизон и войска, которые могут использовать для новых попыток вторгнуться в Англию — хотя теперь, когда Гитлер напал на Россию, это кажется маловероятным. А Ле-Туке явно попадает на передовую линию, поскольку там находится база бомбардировщиков. Все, что возможно сделать на этих объектах, поможет генералу в войне, которую он ведет через Ла-Манш. На данный момент казармы представляют собой удобную цель для бомбы — и тут неоценимой будет для нас работа Феликса.
Феликс в ответ улыбнулся и кивнул.
— С летным полем сложнее. Ангары находятся под мощной защитой, огражденный периметр тщательно патрулируют. Гражданских за ограду не пускают. Однако есть ахиллесова пята…
Мари-Луиз сковало страшное предчувствие. Она догадывалась, к чему ведет Виктор, отчаянно отрицала это и вопреки всему надеялась, что ошибается. Когда Виктор продолжил, его голос бестелесным эхом разнесся в пространстве.
— …Личный состав, пилоты, которые расквартированы в городе. Это не пушечное мясо, а отлично подготовленные профессионалы, потеря которых станет для немцев ощутимым ударом. Одного поселили с Мари-Луиз и ее отцом — этот немец будет легкой мишенью, потому что каждый день ездит из Монтрёя в Ле-Туке и обратно. Место, где шоссе проходит под железной дорогой, идеально подходит для засады. У нас есть выбор: прихватить его вечером, по пути на аэродром, или рано утром, когда он будет возвращаться. За эту операцию отвечает Этьен. Этьен?
Этьен принял эстафету.
— Я предпочел бы раннее утро. Лучше всего, на мой взгляд, взорвать бомбу под мостом; тогда обломки не только надежно погребут под собой жертву, но и минимум на пару недель станут серьезной помехой для поездов, курсирующих между побережьем и центральными районами. Если провести операцию рано утром, у нас будет предостаточно времени, чтобы установить заряды под покровом темноты. Недостаток в том, что после взрыва труднее скрыться: всякое движение по пересеченной местности или по дорогам привлечет к себе внимание, тогда как ночью можно уйти незамеченным.
Наступила
— Когда?
— Завтра новолуние. Это позволит нам заложить взрывчатку без всякого риска быть обнаруженными.
— Кто пойдет?
— Феликс. И я, само собой. Нам нужен кто-то, кто хорошо знает местность. Не Мари-Луиз, потому что немцы первым делом постучат в ее дверь. Поэтому вы и Стефан или Жак. Я хотел бы, чтобы это были вы и… — Стефан поднял руку. — Стефан, благодарю. Нам нужно хорошо проработать маршрут к мосту и пути отступления, понадобится также пара велосипедов и тележка, которую мы будем «чинить» у обочины, чтобы спрятать заряды на месте. Не стоит расхаживать ночью с бомбой под мышкой. Время? Немцы вылетают около десяти и, как правило, заходят на посадку не позже двух — в зависимости от цели и от того, насколько далеко она расположена. После выполнения задания пилотов опрашивают и кормят, поэтому в Монтрёй они почти всегда возвращаются после восхода солнца и едут либо группой на грузовике — что было бы идеально, потому что мы сможем одним ударом уложить полдюжины, — либо на служебной машине, если нужно доставить одного офицера. Уходить по главной дороге после взрыва, который разбудит всех бошей в радиусе десяти километров, нельзя, поэтому нам понадобится надежная явка не дальше, чем в двух километрах от моста. Жислен нашла дом, который нам идеально подойдет; всего на день, а следующей ночью мы разбежимся под покровом темноты. Вопросы?
Обсуждение продолжалось. Мари-Луиз продолжало казаться, что она находится вне своего тела. Подробности проплывали мимо нее, как эхо в пещере, сливаясь в густой, как патока, бессмысленный шум. Силуэты стоявших и сидевших людей смазывались до неузнаваемых пятен. Мари-Луиз судорожно глотнула, сделала глубокий вдох, и звук с картинкой вернулись в четкие границы, но их значение по-прежнему не могло пробиться к ней сквозь сутолоку мыслей.
— Мари-Луиз?
Ей удалось покачать головой.
— Нет.
* * *
Когда Мари-Луиз вернулась домой, она была неспособна связно мыслить. Чтобы не встречаться с отцом, девушка взяла пачку сигарет и вышла на Плас-Гамбетта, которая находилась слева по диагонали от их дома. По одну сторону площади доминирующим строением была мэрия, а по другую — готические подпоры монастырской церкви.
Мари-Луиз присела на выступ стены у двери храма и обхватила плечи руками, пытаясь унять легкую дрожь и защититься от прохлады наступавшего вечера. Запряженный в повозку мул стоял рядом и безмятежно рассматривал ее, лишь иногда моргая или помахивая хвостом. Мари-Луиз встретила взгляд животного и позавидовала его невозмутимости и спокойствию: как хорошо, когда тревожат только голод, жажда и усталость — ни ответственности, ни дурных предчувствий, ни отчаянных попыток увернуться от щелкающих челюстей судьбы, которые теперь угрожали ей со всех сторон.
Она представила сцену: пилоты устало бредут к грузовику; исчерпав темы для разговоров, изнуренные мужчины курят, рассматривая собственные ботинки. Вот Адам у заднего борта кузова. Он спит, подложив под голову летную куртку, качаясь из стороны в сторону и просыпаясь, когда колеса попадают в глубокие выбоины. Выхлопные газы грузовика нарушают чистоту раннего утра. Вот поворот, за которым дорога уходит вниз и вьется под железнодорожным полотном; мост усиливает шум дизельного мотора, и тот расходится коротким ревущим эхом; взрыв; кузов складывается в гармошку; рвется брезентовая крыша; мост обрушивается на искромсанные останки тел и техники. Мари-Луиз так же реально ощущала под ладонями ручку подрывной машинки, как и горло своего любовника тогда, в квартире Жислен; видела разодранные и обгорелые результаты своей работы с той же ясностью, с какой чувствовала на лице капли слюны, летевшие из его рта. Кто угодно, только не он. Другие были бы просто зловещей обобщенностью серой формы и касок, похожих на ведра для угля. Мари-Луиз снова чувствовала мягкие волосы на теле Адама, его мускусный запах, видела лунные полоски парижского гостиничного номера. Невозможно…