Тихая сатана
Шрифт:
– И что же?
– Сверху спускался мужчина с небольшим чемоданом. Когда увидел меня, смутился. Замер на мгновение, но тут же быстрее, чем раньше, прошагал по лестнице. Лицо свое попытался скрыть – вроде бы стал вытирать глаза перчаткой. – Подумав добавила: – На вид интеллигентный.
– В чем же его уровень культуры? Поделитесь?
– Трудно объяснить. Пожалуй, это больше относится к внешности… Лицо неглупое, одет прилично.
Таранец усмехнулся.
– Сейчас многие с умным видом ходят и одеты вполне… Можете описать его внешность?
– Высокий,
– А чемодан?
– Небольшой матерчатый, в крупную красную клетку. Вот, пожалуй, и все, что я помню.
– Спасибо. Все, что рассказали, – это очень важно, – поблагодарил Таранец. И заторопился. Приметы неизвестного нужно было срочно сообщить руководству.
«МУР. Срочно. Для Арсентьева.
Валетов Сергей Иванович, тридцати четырех лет, ранее судимый по статьям 144 и 147 УК РСФСР, прибыл на жительство в октябре месяце прошлого года после отбытия наказания. До десятого февраля работал электриком в гостинице «Центральная». С шестнадцатого февраля по месту прописки не появляется. Место его нахождения в настоящее время неизвестно. Преступные связи не выявлены. Компрометирующих данных не получено. Его приметы: выше среднего роста, нормального телосложения, волосы темные, лицо продолговатое. Над правой бровью горизонтальный шрам. На левой кисти татуировка из трех букв – ТУЗ. Фотографию Валетова выслали. Новомосковск. Павлов».
Арсентьев отодвинул записку в сторону. Фотография Валетова у него имелась, и Савин уже успел предъявить ее сегодня для опознания Матвеевым и Лисовскому. Разработка Валетова шла успешно. Многое прояснилось. Нужно было форсировать его задержание.
– ТУЗ, ТУЗ, ТУЗ… – повторил про себя Арсентьев. – Ничему тебя не научили колонии, Валетов. Оказывается, ты тоже любитель саморекламы. Судимости свои выставляешь напоказ. ТУЗ – тюрьма уже знакома – всех оповещаешь…
Зазвонил телефон. Филиппов доложил кратко:
– Робик Портнов дважды побывал в ювелирных магазинах. Справлялся о ценах на кольца и серьги. На завтра назначил встречу с Тарголадзе. В одиннадцать тридцать у кинотеатра «Москва». Разговаривал с ним высокомерно…
– Наигрывает важность и авторитет, – заключил Арсентьев. – Прием стандартный. Этот народ умеет себя преподносить. Показная значительность часто сбивает с толку людей и, к сожалению, еще на многих действует безотказно. – Такой сорт людей он знал хорошо: ни образования, ни культуры, держатся на одном апломбе.
Филиппов проговорил в трубку несколько тише:
– Я на Болотниковскую поеду. Поработаю там…
– Давай! И держи меня в курсе… Было пять минут пятого.
С папкой под мышкой в кабинет вошел Савин. Арсентьев натренированным взглядом уловил, что следователь взволнован.
– С Пушкаревым неувязка получается, – проговорил Савин,
Арсентьев спросил спокойно:
– Говори яснее. Что произошло?
– Я только что получил заявление Куприянова. Он пишет, что претензий к Пушкареву не имеет. Считает, что кражи у него не произошло, так как Пушкарев оставил записку о том, что взял деньги. Просит его освободить. – Савин протянул заявление Куприянова. Арсентьев поинтересовался:
– Откуда он знает, что Пушкарев задержан?
– Могла Тамара сказать…
– Ну и что собираешься делать?
– Сам не знаю, – честно признался Савин. – От всего этого даже под ложечкой засосало.
Арсентьев посмотрел на него иронически.
– Ученые утверждают, что каждый второй теряется от пустяков и несобранности. Вот что тебе надо знать сейчас, а не разводить руками.
Савин сдержанно улыбнулся.
– Я позвонил Куприянову. Мне сказали, что он вчера вечером выбыл из гостиницы. Понимаешь, выбыл! – Савин раскрыл дело и, полистав его, отыскал нужную запись.
– Николай Иванович…
– Что Николай Иванович?
– Куприянов пишет, что он хотел поехать в Вильнюс, а потом в Киев к друзьям…
– Что из этого следует? – сухо спросил Арсентьев. – По-моему, тебя больше теперь волнует формальная сторона вопроса.
Савин решительно закрыл папку.
– Да, волнует! Это дело не частного обвинения. По заявлению потерпевшего оно не прекращается. Я подготовил материалы для доклада прокурору. Заявление Куприянова и записка, хотя и имеют определенное значение, но Уголовный кодекс…
Арсентьев сдержанно хмыкнул и долгим взглядом посмотрел на Савина.
– Не забывай, этот же кодекс в интересах истины требует тщательной и объективной оценки всех обстоятельств.
– Что предлагаешь?
– Начни с закрепления показаний Пушкарева. Выйди с ним в гостиницу, в присутствии понятых зафиксируй его показания о месте, откуда он украл деньги. Он знает о заявлении Куприянова?
– Нет!
– Потом, – продолжал Арсентьев, – надо сделать опознание Пушкарева продавцом магазина. Важно подтвердить факт покупки пальто именно им, а не другим лицом. Попытайся выяснить, какими купюрами он расплачивался. Если они совпадут с теми, о которых говорил Куприянов, – это станет важным моментом. И еще – уточни размер его картежного проигрыша. Тамара говорила об этом. Потом доложи прокурору…
– Пожалуй, – согласился Савин. – Можно поручить допросить мать Пушкарева, она скажет, сколько Виктор взял с собой денег…
Арсентьев положил руку на плечо Савина:
– Вот это делать преждевременно. Помимо специальных вопросов, у нас должны быть и чисто человеческие. Сначала ей скажут, что сын остался без денег, потом о его задержании, а под конец, что совершил кражу. Представь ее положение.
– Да, не очень складно получится.
Они долго сидели молча, потом Савин вдруг сказал: