Тихие омуты
Шрифт:
Джекки лежала в постели и смотрела телевизор.
Вошли мужчины. Владик поставил розы в вазу с водой:
– Доктор букет не принял.
– Доктор у нас принципиальный, – разочарованно протянула Джекки. – Вы зачем пришли, Антон Михайлович?
– Но вы же сами меня звали посмотреть ногу!
– Тогда любуйтесь! – И Джекки высвободила ногу из-под одеяла.
– Какая восхитительная нога! – пришел в восторг Владик.
– Владик, уйди в тень! – устало приказала Джекки.
– Понял, – оператор направился
– И там, в тени, – на полном серьезе добавил Антон Михайлович, – я имею в виду поликлинику дома отдыха, постарайтесь раздобыть костыль, чтобы ваша хромая начальница смогла передвигаться.
– Понял. – И Владик исчез.
Каштанов осмотрел ногу, притронулся к ушибу.
Джекки поморщилась от боли.
Хирург удовлетворенно кивнул:
– Лучше, чем я ожидал. Хорошо, что мы приложили лед. Пару дней поболит, но, как говорят, до свадьбы заживет.
Джекки невесело усмехнулась:
– Замуж не собираюсь. Два раза обожглась, с меня достаточно.
– Значит, опыт имеется? – подковырнул врач.
– А у вас? – сделала выпад Джекки.
– Что у меня? – не понял Каштанов.
– Опыт! – разъяснила Тобольская.
– Опыта у меня навалом! – соврал Антон Михайлович.
Оба помолчали. Потом Каштанов почему-то сказал:
– А у меня первая жена умерла.
Каждый задумался о своем. Затем Джекки посмотрела на доктора с упреком:
– Антон Михайлович, почему вы не взяли букет? Мне обидно. Я вам так признательна!
– Извините, но я не могу нарушить свои принципы.
– Какой вы, доктор, все-таки зануда! – ласково сказала пациентка.
– Это есть, – согласился Каштанов.
– Ради меня можно нарушить принципы? – неожиданно спросила Джекки. – Сделать исключение?
Каштанов долго смотрел на нее, прежде чем ответить.
– Знаете, как вас назвал мой сын?
– Как он меня назвал? – поинтересовалась Джекки.
– Убойная дамочка.
– Значит, можно нарушить! – пришла к выводу Джекки и улыбнулась.
– Значит, ради вас, пожалуй, можно, – улыбнулся Антон Михайлович.
Он вынул букет из вазы.
– Спасибо, – сердечно сказала Джекки.
– Это вам спасибо, – тоже сердечно сказал доктор.
На телеэкране, где прежде шел концерт, начали передавать новости. Послышался голос диктора:
– По сведениям, полученным от Интерфакса, органам внутренних дел удалось установить, что знаменитый хирург Антон Михайлович Каштанов жив и здоров. Его местонахождение известно. В интересах следствия оно не разглашается.
Антон Михайлович все это выслушал и печально поглядел на Джекки:
– Вот так, значит? Ты стукнула в Москву! – Он даже перешел на ты. – Это низость!
Он резко встал, сунул букет обратно в вазу и заторопился к выходу.
Джекки с трудом вскочила с постели и, припадая на больную ногу, догнала Каштанова в коридоре, схватила
– Как вы смели подумать про меня такое!
– Как же они узнали, что я нахожусь здесь? – Антон Михайлович издевательски скрестил руки на груди. – Кроме тебя это никому не известно.
– Прекратите говорить мне «ты»! – взмолилась Джекки.
– Мне противно на тебя смотреть! – горестно сказал Каштанов.
– На кого сейчас противно смотреть, так это на вас! – тоскливо молвила Джекки.
– А ты мне омерзительна! – грустно ляпнул доктор.
– А вы мне... – всхлипнув, буркнула больная.
– А ты мне... – И вообще, – печально заявил хирург, – тебе нельзя вставать с постели!
– А мне на постель наплевать! – чуть не плача, срывающимся голосом проговорила Джекки.
Оба одновременно развернулись и зашагали в противоположные стороны. Она, прихрамывая, назад в комнату, а он – вон из дома отдыха. Оба были невероятно огорчены случившейся ссорой...
Хмурый Каштанов возвращался пешком по берегу озера. Для удобства отпускников и туристов в нескольких местах были поставлены печки-плиты с вьюшками, рядом поленницы дров. А под навесами вкопаны в землю столы из толстых струганых досок и скамьи. Предполагалось, что здесь самим можно сварить уху, зажарить рыбу, посушить грибы, приготовить шашлык. Чуть в стороне в мусорных баках валялось немыслимое количество порожних бутылок от всевозможного спиртного. В одном из таких райских мест самообслуживания гулял Ёжиков со своим гаремом. Девки что-то парили, жарили, стол ломился от выпивки, а сам падишах ритмично отплясывал под музыку, которая неслась из магнитофона.
– Михалыч! – крикнул Ёжиков. – Выпить хочешь?
– Нет, отец, – серьезно сказал Каштанов. – Я же на работе.
– Молодец, сынок, – подхватив иронию, одобрил Ёжиков. – Значит, так: подготовить четырехвесельную шлюпку, это раз... и два – вот тебе ключи, там, на пригорке, кабриолет, вынь из багажника ящик пива, отнеси в лодку.
Закончив делать заказ, Ёжиков порылся в карманах, достал измятую зеленую купюру и сунул в руку доктору Каштанову.
– Премного благодарен! – сказал тот и восхищенно подумал: «Так я еще никогда не жил».
В город Крушин въезжала милицейская машина. В ней восседала капитан милиции Варвара Петровна. Одета она была для конспирации не в форму, а в обычное женское платье.
На причале турбазы опять возник Владик.
– Что еще вам от меня надо? – недовольно спросил лодочник.
– Джекки требует, чтоб вы извинились.
– И не подумаю!
– И напрасно. Я, в отличие от вас, всегда думаю, прежде чем принять решение.
– То, что вы думаете, очень заметно! – саркастически сказал Каштанов и скрылся в вагончике, а Владик поплелся обратно не солоно хлебавши.