Тихие ужасы современного города
Шрифт:
Тут Никифор заметил Раису. Он приподнял свой поварской колпак и почесал затылок.
– Ты кто? – спросил он.
– Рая. Я племянница тётки Анисьи. Она здесь убирается.
– А-а-а, – протянул повар, – чего тебе?
– Я пришла вместо тёти убираться.
– Валяй, – разрешил Никифор.
Раиса опасливо посмотрела на размазанных по столу мух. И почувствовала подступившее к самому горлу чувство омерзения.
Никифор заметил её взгляд и обнажил в хищной улыбке жёлтые гнилые зубы.
– Нравится? –
Раиса покачала головой и невольно поёжилась.
– Городская что ли? – процедил он сквозь зубы.
Раиса кивнула.
– То-то, видно, неженка. А по мне это кайф! – произнёс он с вызовом.
– Где у вас ведро, тряпки? – спросила Раиса, стараясь не смотреть в лицо странного повара.
– Пошли, покажу, – он прошёл мимо Раисы и, задев её животом, устремился в кладовку.
Раиса, молча, последовала за ним.
Через минуту Никифор выкатил из тёмного угла ногой ведро, бросил пару тряпок и швырнул швабру, – получай инвентарь, – хмыкнул он и поглядел на девушку так, словно она была абсолютно голой.
Раиса почувствовала, как пунцовая краска стыда заливает её бледное лицо.
– Вот ты какая, – проговорил повар и зевнул во весь рот, – ладно, убирайся, я пойду.
Раиса убиралась долго и тщательно. Когда она, наконец, закончила, на улице было темно. Переодевшись и умывшись, девушка вышла из помещения столовой, заперев дверь, оставленным ей ключом. Ключ она положила под крыльцо, как и велел, уходя, повар.
Глава 2
На сухой прошлогодней траве серебрилась изморозь.
Яркий месяц смотрел в след Раисе большими печальными глазами.
А звёзды все в белом кружились вокруг него, стараясь привлечь к себе внимание его лунности…
Раиса вернулась домой с каким-то странным чувством…
Веснушчатый повар с грязной шевелюрой и сверх упитанной плотью пугал и будоражил её воображенье.
Она подошла к зеркалу, висевшему над умывальником, и посмотрела на своё осунувшееся за последнее время лицо, на синие пятна под глазами.
Раиса вздохнула. Всё было в ней слишком печальным и словно состарившимся задолго раньше срока. Лишь золотисто-рыжие волосы немного оживляли, как казалось Раисе, её ужасную внешность.
На следующий день Раиса снова пошла на работу вместо тётки.
Никифора она застала всё за тем же занятием. На этот раз он был так увлечён казнью несчастных мух, что не счёл даже возможным поздороваться с Раисой. Она быстро проскользнула в кладовую, взяла всё, что ей было нужно, и принялась за уборку.
Она так увлеклась наведением чистоты, что даже не слышала, как сзади к ней подкрался Никифор.
– Ты в чём спишь? – раздался его хриплый голос.
Раиса от неожиданности вздрогнула и опрокинула ведро.
– Ну,
– Тебе чего? – пробормотала испуганная Раиса.
– В чём ты спишь, спрашиваю.
– Как это в чём? – не поняла она.
– Ну, голая?
Она помотала головой.
– Вот, и моя дура тоже в рубашке спит.
– Так ты женат? – ни с того ни с сего спросила Раиса.
– А как же ты думала? – ухмыльнулся повар.
– И дети есть?
– Ага. Пятеро. Ну, ладно, я пойду. Закроешь тут.
Когда за Никифором захлопнулась дверь, Раиса перевела дыханье.
Только тут она поняла, что ужасно напугана и сердце бьётся в груди с дикой скоростью.
Она подумала, что может быть рассказать обо всём тётке, но тут же в её голове прояснилось, – а собственно, о чём рассказывать?
Вернувшись, домой, Раиса сразу легла спать.
На вопрос тётки – не устала ли она, молча, покачала головой.
За окном было светло, как днём. Узкий месяц за несколько прошедших дней превратился в полную луну, и звёзды, перестав им интересоваться, словно отступили на расстояние, и каждая ярко сияла на своём месте.
Раиса, несмотря на странное изнеможение, до утра не сомкнула глаз. Она ворочалась с боку на бок и сердилась на панцирный матрас, который неустанно скрипел при каждом её движении.
Наутро тётка спросила, – тебе нездоровится, Раечка?
– С чего ты взяла?
– Да, не спала ты всю ночь. Я слышала, как ты возилась.
– Нет, всё нормально тётя. Просто луна яркая. Я в такие ночи плохо сплю.
– Ну, так это поправимо, – обрадовалась тётка, – завтра закроем ставни.
– Нет, не надо! – почему-то испугалась Раиса.
– Не надо, так не надо, – поспешила согласиться тётка, и пошла на кухню, поить молоком Артура.
Маленький смуглый мальчик с глазами черносливинами приносил пожилой женщине несказанную радость, и в душе она побаивалась, что племянница надумает вернуться в город и заберёт с собой малыша.
– Сладкий ты мой, – шептала женщина, лаская ребёнка, – какой ты славненький у нас, какой хорошенький. Пей, деточка, молочко, пей. Вот щёчки-то у тебя румяненькие стали. А то бледненький был, как полотняночка.
Артур послушно пил молоко, уплетал свежий хлеб, творог и яйца.
Тётку матери он звал бабушкой и полюбил её всем своим маленьким сердцем.
В тот вечер Раиса пошла на работу с каким-то нехорошим чувством и первым делом решила убраться на кухне.
Она вошла в помещение и в первую минуту застыла от ужаса на месте, а потом дико завизжала и бросилась прочь.
– Чего орёшь, как оглашенная? – грубо спросил, возникший перед ней, повар.
– Там, – сказала Раиса и показала на кухню, – там.