Тихий Дон (Книги 3 и 4)

Шолохов Михаил Александрович

Мишка долго рассказывал старикам о том, как белые при отступлении уничтожали государственное имущество, взрывали заводы, жгли склады. Кое-что он видел сам во время войны, кое о чем слышал, остальное же вдохновенно придумал с единственной целью - отвести недовольство от родной Советской власти. Чтобы оградить эту власть от упреков, он безобидно врал, ловчился, а про себя думал: "Не дюже большая беда будет, ежели я на сволочей и наговорю немножко. Все одно они сволочи, и им от этого не убудет, а

нам явится польза..."

– Вы думаете, они - эти буржуи - пальцем деланные, что ли? Они не дураки! Они все запасы сахару и соли, огромные тыщи пудов, собрали со всей России и увезли ишо загодя в Крым, а там погрузили на пароходы и - в другие страны, продавать, - блестя глазами, говорил Мишка.

– Что ж они, и мазут весь увезли?
– недоверчиво спросил кривой Чумаков.

– А ты думал, дед, тебе оставили? Очень ты им нужен, как и весь трудящийся народ. Они и мазут найдут кому продать! Они бы все с собой забрали, ежели б могли, чтобы народ тут с голоду подыхал.

– Это, конечно, так, - согласился один из стариков.
– Богатые - все такие гущееды. Спокон веков известно: чем ни богаче человек, тем он жаднее. В Вешках один купец, когда первое отступление было, все на подводы сложил, все имущество забрал до нитки, и вот уж красные близко подходют, а он все не выезжает с двора, одетый в шубе бегает по куреню, щипцами гвозди из стен вынает. "Не хочу, говорит, им, проклятым, ни одного гвоздя оставить!" Так что нехитро, что они и мазут забрали с собой.

– Так как же все-таки без соли будем?
– под конец разговора добродушно спросил старик Максаев.

– Соли наши рабочие скоро новой нароют, а пока можно на Маныч послать подводы, - осторожно посоветовал Мишка.

– Народ не хочет туда ехать. Калмыки там шкодят, соли на озерах не дают, быков грабежом забирают. Один мой знакомец пришел оттуда с одним кнутом. Ночью за Великокняжеской подъехали трое оружейных калмыков, быков угнали, а ему показали на горло: "Молчи, говорят, бачка, а то плохо помрешь..." Вот и поезжай туда!

– Прийдется подождать, - вздохнул Чумаков.

Со стариками Мишка кое-как договорился, но зато дома, и опять-таки из-за соли, вышел у него с Дуняшкой крупный разговор. Вообще что-то разладилось в их взаимоотношениях...

Началось это с того памятного дня, когда он в присутствии Прохора завел разговор о Григории, да так эта небольшая размолвка и не забылась. Однажды вечером Мишка за ужином сказал:

– Щи у тебя несоленые, хозяйка. Или недосол на столе, а пересол на спине.

– Пересола зараз при этой власти не будет. Ты знаешь, сколько у нас соли осталось?

– Ну?

– Две пригоршни.

– Дело плохое, - вздохнул Мишка.

– Добрые люди ишо летом на Маныч за солью

съездили, а тебе все некогда было об этом подумать, - с укором сказала Дуняшка.

– На чем бы это я поехал? Тебя запрягать на первом году замужества как-то неудобно, а бычата нестоящие...

– Ты шуточки оставь до другого раза! Вот как будешь жрать несоленое тогда пошути!

– Да ты чего на меня взъелась? На самом деле, откуда я тебе этой соли возьму? Вот какой вы, бабы, народ... Хоть отрыгни, да подай вам. А ежли ее нету, этой соли, будь она трижды проклята?

– Люди на быках на Маныч ездили. У них теперь и солка будет и все, а мы будем пресное с кислым жевать...

– Как-нибудь проживем, Дуня. Вскорости должны привезти соль. Аль у нас этого добра мало?

– У вас всего много.

– У кого это, у вас?

– У красных.

– А ты какая?

– Вот такая, какую видишь. Брехали-брехали: "Всего-то у нас будет много, да все будем ровно жить да богато..." Вот оной богачество ваше: щи посолить нечем!

Мишка испуганно посмотрел на жену, побледнел:

– Что это ты, Дуняха! Как ты гутаришь? Да разве можно?

Но Дуняшка закусила удила: она тоже побледнела от негодования и злости и, уже переходя на крик, продолжала:

– А так можно? Чего ты глаза вылупил-то? А ты знаешь, председатель, что у людей уж десны пухнут без соли? Знаешь ты, что люди вместо соли едят? Землю на солонцах роют, ходят ажник за Нечаев курган да в щи кладут эту землю... Об этом ты слыхал?

– Погоди, не шуми, слыхал... Дальше что?

Дуняшка всплеснула руками:

– Куда же дальше-то?

– Переживать-то это как-нибудь надо?

– Ну, и переживай!

– Я-то переживу, а вот ты... А вот у тебя вся ваша мелеховская порода наружу выкинулась...

– Какая это порода?

– Контровая, вот какая!
– глухо сказал Мишка и встал из-за стола. Он смотрел в землю, не поднимая на жену глаз; губы его мелко дрожали, когда он говорил: - Ежли ишо раз так будешь говорить - не жить нам с тобой вместе, так и знай! Твои слова - вражьи...

Дуняшка что-то хотела возразить, но Мишка скосил глаза и поднял сжатую в кулак руку.

– Молчи!..
– приглушенно сказал он.

Дуняшка без страха, с нескрываемым любопытством всмотрелась в него, спустя немного спокойно и весело сказала:

– Ну, и ладно, черт те об чем затеялись гутарить... Проживем и без соли!
– Она помолчала немного и с тихой улыбкой, которую так любил Мишка, сказала: - Не серчай, Миша! На нас, на баб, ежли за все серчать, так и сердца не хватит. Мало ли чего не скажешь от дурна ума... Ты взвар будешь пить или кислого молока положить тебе?