«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

Кузнецов Феликс Феодосьевич

Павел Назарович избрал постоянным местом жительства станицу Вёшенскую в Ростовской области. Вот там райотдел милиции и должен был выдать ему паспорт. При одном условии: если бы Кудинов был гражданином СССР. Но Кудинов до ареста был гражданином Болгарии. Он приехал в Вёшенскую, а вёшенское начальство в паспорте ему отказало. И вообще оно было против Павла Назаровича, как против белого офицера, врага, белогвардейца и так далее. Я был в Вёшенской в 62-м году, пытался тоже к Шолохову попасть. 1 июня 62 года взбунтовался Новочеркасск из-за цен на мясо, масло и молоко. Послали туда войска МВД, в том числе и я выполнял определенную работу закрытого характера.

Так я оказался на Дону, и мне было несложно приехать в Вёшенскую на 2—3 дня, чтобы разобраться, что случилось с Кудиновым. Я нашел тогда милиционеров, которые с ним занимались. Они мне говорят, что вообще растерялись, как с ним поступить. Как ему выдавать советский паспорт, если он гражданин Болгарии? Если советское гражданство по Конституции ему может дать только Президиум Верховного Совета СССР? Короче говоря, Иван кивает на Петра. Милиция ему говорит — идите в райком, в райисполком, он туда идет, ему говорят — идите к Шолохову. Он идет к Шолохову, там охрана, родственники отвечают, что Михаил Александрович в отъезде, так он мыкался не день-два, а больше месяца. Жил у станичников, кто его помнил, кто его приютил. Еще старики живы были, никто его не гнал, никто его не преследовал. Но все уперлось в то, что он не гражданин СССР, какой тут паспорт. Кудинову сказали: поезжайте в Болгарию, а он в ответ громко заявил, что не хочет ни в какие Болгарии. Ну а какой-то идиот, это я уже узнал не от Кудинова, а от милиционера, которого я через 5 лет встретил в Вёшенской, пропел в ответ: хороша страна Болгария, а Россия лучше всех.

На столе стоял графин, Павел Назарович взял этот графин, который, к счастью, был пустой, крышка графина упала на пол, и ударил этого идиота графином по голове. Тот в суд подал. Милиция не знала, что делать. Короче говоря, его не судили, но он понял, что придется уезжать. После скандала он снова сказал: я не хочу уезжать в Болгарию. Я хочу здесь получить курень, получить кусок хлеба, выписать свою Пелагею. Она дочь донского казака. Никакая Болгария мне не нужна. Но когда он увидел, что ничего не получается, тогда попросил оформить документы в Болгарию, их оформили быстро и он уехал.

И дальше — 8 лет болгарского колхоза, которые ему Гулаг напоминали.

Мне стало стыдно за себя, что я обижал такого человека. Я даже в разговоре с Кудиновым в 56-м его обижал, оскорблял недоверием, а когда офицер меня убедил, что я в молодости поступил как дурак по отношению к Кудинову, я решил его найти. Ну и нашел его очень легко — ему оформляли все документы в МВД. Очень быстро я нашел его адрес и послал ему в 61-м письмо. И вскоре получил ответ. Недоверие у него ко мне было сначала полное. Почему о нем вспомнили вдруг в стране, где его лишили гражданства, лишили человека родины. Обидели, выгнали, выдворили. Это потом я внушил ему доверие, он стал доверять, а потом вдруг опять после Приймы все нарушилось.

Отношения у нас были сложные, но судя по письмам, где-то у него сердце ко мне открывалось.

Но дальше я струсил, когда начались у меня неполадки. Это произошло в 1963 году. И в итоге я признаю, что переписку бросил я. У него есть в письме строки, что переписку надо продолжать, что не бойся Григорий, давай... я дам тебе этот материал, вот так я понимаю. Но я все-таки переписку бросил.

Неполадки были у меня большие. Я скажу только одно, что когда меня из армии выгнали, открыто говорили, что с белогвардейским г. снюхался, сдружился, переписывался, и когда я в 64-м г. приехал в Ленинград, за мной шел этот

хвост. Я 49 суток жил на всех ленинградских вокзалах. Нет прописки, потому что нет работы. Нет работы, потому что нет прописки. И я чувствовал, что за мной какой-то хвост идет, но потом развеялся. Годика через три была в Питере делегация болгарских ветеранов. И я заикнулся: как у вас Кудинов, бывший белогвардеец? Да, знаем такого, он умер в прошлом году. Вот так я узнал, что в 1967-м году. Павел Назарович Кудинов ушел из жизни.

Запись воспоминаний сделана старшим научным сотрудником

Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН

А. Зименковым

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Речь идет о письме П. Н. Кудинова землякам, опубликованном в газете «Известия» Верхне-Донского окрисполкома и окружкома РКП(б) от 2 августа 1922 г. Как установил К. Прийма, это письмо привез из Болгарии в Вёшенскую казак-однополчанин, вернувшийся в 1922 году домой из эмиграции (см.: Прийма К. Павел Кудинов, хорунжий из Вёшек // Литературная газета. 1962. 28 июля).

² Место и дата: «Ростов-на-Дону. 1953 год» относятся не к фотографии, которая, конечно же, была сделана раньше, в Болгарии, еще до ареста Кудинова, а к строкам стихотворения, которое он написал, видимо, в 1953 году, находясь в ростовской тюрьме, где, судя по материалам его следственного дела, Кудинов находился с октября 1951 г. по август 1953 г., в связи с возобновлением следствия по «контрреволюционному» Верхнедонскому восстанию. Возобновление следствия было вызвано тем, что «на территорию Ростовской обл. в 1947 г. возвратилось значительное количество бывших белогвардейцев, находившихся в эмиграции с 1920 года» (см. опубликованную ранее главу из моей книги «Голгофа Павла Кудинова»).

³ Из следственного дела П. Н. Кудинова явствует, что, действительно, он не был сразу после ареста этапирован в Москву, но первые месяцы ареста — с ноября 1944 г. по май 1945 г. находился в распоряжении СМЕРШ’а, перемещаясь, будучи под арестом, вместе с частями Красной армии по Европе — Болгарии, Югославии, Австрии, Венгрии.

⁴ П. Н. Кудинов имеет в виду свои воспоминания «Восстание верхнедонцов в 1919 году» (журнал «Вольное казачество». Прага, 1931. №№ 77—85; 1932. № 101).

– 843 -

⁵ П. Н. Кудинов имеет в виду статью К. Приймы «Павел Кудинов, хорунжий из Вёшек», опубликованную в «Литературной газете» 28 июля 1962 г., где рассказывалось, в частности, о встрече К. Приймы с казаком-вёшенцем Никитой Васильевичем Лапченковым, вернувшимся после Великой Отечественной войны домой из Болгарии. Лапченков встречался в Болгарии с Кудиновым. «Там у него семья, жена, — княгиня Севская — учительствует, русскому языку учит болгарских детишек», — рассказал он К. Прийме. Откуда в рассказе казака-вёшенца Лапченкова, вернувшегося на Дон из эмиграции, возникла эта версия о том, что жена Кудинова якобы «княгиня Севская», — неизвестно. Это недоразумение осложнило жизнь П. Н. Кудинову и испортило его отношения с К. Приймой.

⁶ Приведенный далее текст опубликован в указанной выше статье К. Приймы «Павел Кудинов, хорунжий из Вёшек» в «Литературной газете».