«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа
Шрифт:
Видимо, слежка за бывшим белым офицером велась давно и началась сразу после его оправдания в 1925 году. Велась она с совершенно определенной целью: получить хоть какой-то повод для нового ареста. Повторный арест означал и новое следствие, которое на этот раз велось жестко и предвзято, было лишено и тени объективности, сразу же приняло агрессивно-обвинительный характер. Примечательно и появившееся новшество: подписки о неразглашении, которые брали с вызванных в суд свидетелей.
В центре внимания следствия — ход Вёшенского восстания и роль Харлампия Ермакова в нем. Из хода следствия явствует, что он играл в восстании исключительно важную роль — был вначале командиром сотни, а потом командиром
Харлампий Ермаков выбрал соответствующую линию защиты: как и во время первого своего ареста, он доказывал, прежде всего, что не был организатором восстания и оказался в рядах восставших чуть ли не подневольно, расправами и расстрелами пленных не занимался. «5-го марта 1919 года старики-казаки выбрали меня командиром сотни. Я со своей сотней участвовал в бою под станицей Каргинской, где было взято: пехоты 150 человек, 6—7 орудий и другое, — показывает Ермаков. — Некоторые из красноармейцев были приговорены к расстрелу, но я создал такую обстановку, что они остались живы»38.
Свидетели рассказывают о некоторых конкретных эпизодах участия Ермакова — как командира повстанцев — в боях с Красной армией, некоторые из них стараются по мере сил защитить обвиняемого.
«В 1919 г. Ермаков во время восстания командовал дивизией, в его отряде служил и я, — показывает Павел Ефимович Крамсков. — Однажды Ермаков во время боя взял в плен комиссара и двух красноармейцев, из них одного кр-ца убил Ермаков, а остальные направлены в штаб в Вёшенскую»39.
«В конце февраля или [начале] марта месяца была проведена мобилизация казаков Вёшенской станицы для участия в войне. Базковским обществом было созвано собрание и порешили: поручить Ермакову Х. В. командование мобилизованными казаками, — показывает Григорий Матвеевич Топилин. — Тов. Ермаков вел командование мобилизованными казаками и во время сражений взятых в плен красноармейцев направлял в Верхне-Донской округ в станицу Вёшенскую. Бывали случаи, что пленных после допроса совершенно освобождали. Расстрелов я лично не видел и о существовании таковых при штабе отряда не слышал. Взяты в плен под хутором Токинским один комиссар и 2 красноармейца, причем один из красноармейцев был убит во время схватки, а комиссара и второго красноармейца сейчас же отправили в Верхне-Донской округ, — о дальнейшей судьбе его я не знаю»40.
«В 1919 году Ермаков Харлампий командовал Базковской сотней восставших казаков против Соввласти. Из Красной армии ехал для переговоров к повстанцам военный комиссар с тремя красноармейцами. Ермаков с сотней захватили их в плен и доставили в штаб повстанческих войск и таковые были уничтожены. Во время командования частями Ермаков, как командующий правой стороны реки Дона, особенно отличался и числился как краса и гордость повстанческих войск. В одно время из боев в 1919 году Ермаков лично зарубил 18 человек матросов. Во время боев на реке Дон, под командованием Ермакова, было потоплено в реке около 500 челов. красноармейцев, никому из комсомольцев, комсоставу красных никому пощады не давал, рубил всех»41, — таковы показания Андрея Дмитриевича Александрова, стремившегося «утопить» Харлампия Ермакова, преувеличить его «зверства» против «красных».
Следствие имело очевидно обвинительный уклон, не брезгуя при этом и очевидными подлогами. Из показаний Александрова явствует, что Ермаков «лично зарубил 18 человек матросов» в бою.
В обвинительном же заключении, точнее — его «Конспекте», представленном в Москву, сказано:
«В момент
При всей пристрастности следствие не смогло найти ничего достаточно серьезного для суда в дополнение к тому, что было обнаружено в 1923—1924 гг. Видимо, поэтому ростовское ОГПУ отказалось от судебного процесса над Харлампием Ермаковым и обратилось в Москву за разрешением решить его судьбу путем вынесения «внесудебного приговора», каковой мог быть только одним: расстрелять.
Думается, с этим обращением в Москву за разрешением на «внесудебный приговор» Ермакову связано и формирование пакета, куда были вложены три документа — «Послужной список» Ермакова, оправдательный приговор предыдущего суда и письмо Шолохова Ермакову, — пакет этот был присовокуплен к «Конспекту по следственному делу за № 7325», направленному на рассмотрение в столицу. А это означает, что не только местные чины ОГПУ, но и Ягода лично ознакомился с письмом Шолохова Харлампию Ермакову.
Потребовались долгие десятилетия, чтобы доброе имя Харлампия Ермакова — удивительного человека, своей феноменальной энергетикой и трагической биографией предопределившего бессмертный характер Григория Мелехова, было наконец восстановлено.
18 августа 1989 года «Постановлением Президиума Ростовского областного суда» дело производством было прекращено «за отсутствием в деянии Ермакова Х. В. состава преступления. Ермаков Харлампий Васильевич реабилитирован посмертно»43.
Невзирая на все сложности и трагические обстоятельства жизни Ермакова, Шолохов не боялся с ним встречаться, беседовать часами, и хотя долгое время умалчивал о нем как о прототипе Григория Мелехова, вывел его под собственным именем в своем романе.
СВИДЕТЕЛЬСТВА ЗЕМЛЯКОВ
Помимо свидетельств писателя и его письма Ермакову, имеются и документальные свидетельства об их встречах дочери Ермакова.
Еще в 1939 году, в беседе с И. Лежневым, базковская учительница Пелагея Ермакова, по мужу — Шевченко, так вспоминала о своем отце: «— Отец был очень буйным гражданином. Не хочется о нем даже вспоминать!
Но потом постепенно оживляясь, начала рассказывать:
Пелагея Харлампьевна Шевченко, урожденная Ермакова, одна из прототипов Поленьки в романе «Тихий Дон». 1970-е гг.
— Человек он был очень хороший. Казаки его любили. Для товарища готов был снять с себя последнюю рубаху. Был он веселый, жизнерадостный. Выдвинулся не по образованию (только три класса кончил), а по храбрости. В бою он был как вихрь, рубил направо и налево. Был он высокий, подтянутый, немного сутулый <...>
В 1912 году он был призван на военную службу, империалистическая война в 1914 году застала его в армии <...> Вернулся отец сюда из действующей армии только в 1917 году, с полным бантом георгиевских крестов и медалей. Это было еще до Октябрьской революции. Потом работал в Вёшках с красными. Но в 1918 году пришли белые. Советской власти у нас не стало с весны. В 1919 году отец не был организатором Вёшенского восстания. Его втянули, и он оказался на стороне белых. Они его сделали офицером <...>