Тихий Дон. Том 2
Шрифт:
– Ты чего? – спросил Григорий.
– Подъезжай, глянь.
Григорий тронул коня к плотине. В промоине лежала убитая женщина. Лицо ее было накрыто подолом синей юбки. Полные белые ноги с загорелыми икрами и с ямочками на коленях были бесстыдно и страшно раздвинуты. Левая рука подвернута под спину.
Григорий торопливо спешился, снял фуражку, нагнулся и поправил на убитой юбку. Смуглое молодое лицо было красиво и после смерти. Под страдальчески изогнутыми черными бровями тускло мерцали полузакрытые глаза. В оскале мягко очерченного рта перламутром блестели стиснутые плотные зубы. Тонкая прядь волос прикрывала прижатую к траве щеку. И по этой щеке, на которую смерть уже
– Какую красоту загубили сукины сыны! – вполголоса сказал Прохор.
С минуту он молчал, потом с ожесточением сплюнул.
– Я бы таких… таких умников к стенке становил! Поедем отсюда, ради бога! Я на нее глядеть не могу. У меня сердце переворачивается!
– Может, похороним ее? – спросил Григорий.
– Да мы что, подряд взяли всех мертвых хоронить? – возмутился Прохор. – В Ягодном деда какого-то зарывали, тут эту бабу… Нам их всех ежели похоронять, так и музлей на руках не хватит! А могилку чем копать? Ее, брат, шашкой не выроешь, земля от жары на аршин заклёкла.
Прохор так спешил, что насилу попал носком сапога в стремя.
Снова выехали на бугор, и тут Прохор, напряженно о чем-то думавший, спросил:
– А что, Пантелевич, не хватит кровицу-то наземь цедить?
– Почти что.
– А как по твоему разумению, скоро это прикончится?
– Как набьют нам, так и прикончится…
– Вот веселая жизня заступила, да черт ей рад! Хоть бы скорей набили, что ли. В германскую, бывало, самострел палец себе отобьет, и спущают его по чистой домой, а зараз хоть всю руку оторви себе – все одно заставют служить. Косоруких в строй берут, хромых берут, косых берут, грызных берут, всякую сволочь берут, лишь бы на двух ногах телипал. Да разве же так она, война, прикончится? Черт их всех перебьет! – с отчаянием сказал Прохор и съехал с дороги, спешился, бормоча что-то вполголоса, начал отпускать коню подпруги.
В хутор Хованский, расположенный неподалеку от Усть-Медведицкой, Григорий приехал ночью. Выставленная на краю хутора застава 3-го полка задержала его, но, опознав по голосу своего командира дивизии, казаки, на вопрос Григория, сообщили, что штаб дивизии находится в этом же хуторе и что начальник штаба сотник Копылов ждет его с часу на час. Словоохотливый начальник заставы отрядил одного казака, поручив ему проводить Григория до штаба; напоследок сказал:
– Дюже они укрепились, Григорий Пантелевич, и, должно, не скоро мы заберем Усть-Медведицу. А там, конешно, кто его знает… Наших силов тоже достаточно. Гутарют, будто англицкие войска идут с Морозовской. Вы не слыхали?
– Нет, – трогая коня, ответил Григорий.
В доме, занятом под штаб, ставни были наглухо закрыты. Григорий подумал, что в комнатах никого нет, но, войдя в коридор, услышал глухой оживленный говор. После ночной темноты свет большой лампы, висевшей в горнице под потолком, ослепил его, в ноздри ударил густой и горький запах махорочного дыма.
– Наконец-то и ты! – обрадованно проговорил Копылов, появляясь откуда-то из сизого табачного облака, клубившегося над столом. – Заждались мы, брат, тебя!
Григорий поздоровался с присутствовавшими, снял шинель и фуражку, прошел к столу.
– Ну и накурили! Не продыхнешь. Откройте же хучь одно окошко, что вы запечатались! – морщась, сказал он.
Сидевший рядом с Копыловым Харлампий Ермаков улыбнулся:
– А мы принюхались и не чуем, – и, выдавив локтем оконный глазок, с силой распахнул ставню.
В комнату хлынул свежий ночной воздух. Огонь в лампе ярко вспыхнул и погас.
– Вот это по-хозяйски! На что же ты стекло выдавил? –
Зажгли лампу, прикрыли створку окна, и Копылов торопливо заговорил:
– Обстановка на фронте, товарищ Мелехов, на нынешний день такова: красные удерживают Усть-Медведицкую, прикрывая ее с трех сторон силами приблизительно в четыре тысячи штыков. У них достаточное количество артиллерии и пулеметов. Возле монастыря и еще в ряде мест ими порыты траншеи. Обдонские высоты заняты ими. Ну и позиции их – нельзя сказать, чтобы были неприступные, но, во всяком случае, довольно-таки трудные для овладения. С нашей стороны, кроме дивизии генерала Фицхелаурова и двух штурмовых офицерских отрядов, подошла целиком Шестая бригада Богатырева и наша Первая дивизия. Но она не в полном составе, пешего полка нет, он где-то еще под Усть-Хоперской, а конные прибыли все, но в сотнях состав далеко не комплектный.
– К примеру, у меня в полку в третьей сотне только тридцать восемь казаков, – сказал командир 2-го полка подхорунжий Дударев.
– А было? – осведомился Ермаков.
– Было девяносто один.
– Как же ты позволил распустить сотню? Какой же ты командир? – хмурясь и барабаня пальцами по столу, спросил Григорий.
– А черт их удержит! Расстрялись по хуторам, на провед поехали. Но зараз подтягиваются. Ноне прибегли трое.
Копылов подвинул Григорию карту, – указывая мизинцем на месторасположение частей, продолжал:
– Мы еще не втянулись в наступление. У нас только Второй полк вчера в пешем строю наступал на этом вот участке, но неудачно.
– Потери большие?
– По донесению командира полка, у него за вчерашний день выбыло убитыми и ранеными двадцать шесть человек. Так вот о соотношении сил: у нас численный перевес, но для поддержки наступления пехоты не хватает пулеметов, плохо со снарядами. Их начальник боепитания обещал нам, как только подвезут, четыреста снарядов и полтораста тысяч патронов. Но ведь это когда они прибудут! А наступать надо завтра же, таков приказ генерала Фицхелаурова. Он предлагает нам выделить полк для поддержки штурмовиков. Они вчера четыре раза ходили в атаку и понесли огромные потери. Чертовски настойчиво дрались! Так вот, Фицхелауров предлагает усилить правый фланг и перенести центр удара сюда, видишь? Здесь местность позволяет подойти к окопам противника на сто – сто пятьдесят саженей. Кстати, только что уехал его адъютант. Он привез нам с тобой устное распоряжение прибыть завтра к шести утра на совещание для координирования действий. Генерал Фицхелауров и штаб его дивизии сейчас в хуторе Большом Сенином. Задача в общем сводится к тому, чтобы немедленно сбить противника до подхода его подкреплений со станции Себряково. По той стороне Дона наши не очень-то активны… Четвертая дивизия переправилась через Хопер, но красные выставили сильные заслоны и упорно удерживают пути к железной дороге. А сейчас пока они навели понтонный мост через Дон и спешно вывозят из Усть-Медведицкой снаряжение и боеприпасы.
– Казаки болтают, будто союзники идут, верно это?
– Есть слух, что из Чернышевской идет несколько английских батарей и танков. Но вот вопрос: как они эти танки будут через Дон переправлять? По-моему, насчет танков – это брехня! Давно уж о них разговаривают…
В горнице надолго установилась тишина.
Копылов расстегнул коричневый офицерский френч, подпер ладонями поросшие каштановой щетиной пухлые щеки, раздумчиво и долго жевал потухшую папироску. Широко расставленные, круглые, темные глаза его были устало прижмурены, красивое лицо измято бессонными ночами.