Тихий гром. Книги первая и вторая
Шрифт:
— Ну как, сойдет? — толкнул он в бок друга.
— Усы выправь из-под маски, — заметил Алексей. — Минут на пятнадцать — двадцать сойдет, а там и роли твоей конец.
Не доехав до заветной дверцы саженей с десяток, Алексей развернул подводу в сторону города и поставил ее поближе к кирпичному забору. Взяли большущий кулек с яблоками, икону и зашагали к окошечку.
— Ты не суйся к окошку, сбоку пока держись, — предупредил Алексей. — Один я передавать стану. — Он занес руку и, помедлив секунду, стукнул в дверцу.
Как
Окошко распахнулось. В проеме показалось рыжеватое лицо часового. Он выдернул из-под опаленных усов толстый окурок и, показав редкие, круглые, как пеньки, коричневые зубы, выпустил дым в лицо Алексея.
— Чего тебе?
— С Антоном бы Русаковым повидаться мне, может, в остатный разок, — подделываясь под серого мужика, плаксиво молвил Алексей. — Передачку бы отдать… Уезжаю я нонче.
— То уезжают, то приезжают, — заворчал часовой, разгибаясь и отходя от оконца.
Отстукала долгая минута, пока вышел Антон и с ним — надзиратель.
— Горемыка ты наш, — заскулил Алексей. — Уезжаю я, может, не свидимся боле… Прими вот передачку… От всей души.
Он сунул кулек в окошко острым концом, но голова его застряла и явно не могла пролезть в проем. Вертели так и этак — не проходит.
— Тьфу ты, сиволапый! — выругался надзиратель. — Да ты отклади ему хоть в подол рубахи, он и пролезет, куль твой.
— Вот спасибо тебе, добрый человек! — обрадовался посетитель, а у самого много мыслей опасливых промелькнуло в один миг. — Надоумил ты нас.
Алексей начал подавать большие румяные яблоки по одному. А надзиратель, поглядев на это неторопливое занятие, сказал караульному служаке:
— Ты, Тимофей, догляди тут, а я отлучусь на момент.
Алексей, быстро убавив яблок, — штуки три на землю упало, — просунул кулек и шепнул Ивану:
— Не прошел первый номер, давай второй, — а в окошко снова запел жалобно: — Иконка вот тут ему на благословение передана…
Но большая икона никак не шла в проем. И тут уж ничего не убавишь.
— Не приму я у тебя такую передачу, и все тута! — запротестовал страж.
— Да как же не примешь-то? — взмолился посетитель. — Она ведь, икона-то, в церкви освященная и ему предназначена. Куда же я с ей теперь? Может, она его и спасет.
За дверью загремели ключи. К Алексею подошел Иван.
Вот он твой миг, Антон Русаков! Может, единственный в жизни миг. Сами рухнули все запоры, разверзлись глухие тюремные двери. До воли — один шаг. Там друзья твои, хотя и неведомые, но спаянные одним духом.
Так что же ты стоишь как истукан, в обнимку с яблоками? Чего ты еще ждешь? Сейчас вернется надзиратель,
Внутри у Алексея кипела буря. Вот-вот все сорвется. А часовой сбоку тянулся за иконой. Выставив ее вперед и подавая стражнику, другой рукой Алексей рванул узника на себя, так что тот вылетел за дверь и растянулся на потрескавшейся земле. Покатились яблоки.
Дверь захлопнули, но часовой с умноженной испугом силой навалился изнутри. Накладка не попадала на петлю, срывалась от нажима. На дверь давили в два плеча Иван и Алексей. Иван силился всунуть в петлю дужку замка, но это никак не получалось.
— К подводе! — Алексей бешено сверкал глазами на поднявшегося Антона и все еще не пришедшего в себя. — Переодевайся!
А дверь содрогалась, накладка прыгала… Вдруг давление изнутри ослабло. Но не успел Иван защелкнуть замок — сверху, из окошка, сверкнул блестящий штык. Правда, вреда он сделать не успел: Алексей отшиб его рукой. Защелкнулся наконец замок. Скорей к подводе!
Часовой, ошеломленный невиданной дерзостью посетителей, видать, запамятовал, что винтовка может стрелять. Стрельни он прямо в дверь, сквозь доски — случилось бы непоправимое. Расчет на неожиданность, на ослепление противника дерзостью оправдался на деле.
Антон успел скинуть свою арестантскую робу, пока бежал до подводы. Там возле тюремного забора и бросил ее. Теперь, трясясь в летящем ходке, он судорожно натягивал на себя приготовленную для него одежду, Иван помогал ему.
Бешеная тревога седоков передалась коню. Он, словно желая выскочить из хомута, казалось, птицей летел, не доставая ногами накатанной дороги.
Тюремная ограда осталась позади, и оттуда захлопали ружейные выстрелы. Опомнился, стало быть, обалдевший стражник, поднял тревогу. Через считанные минуты начнется погоня, а через полчаса-час весь город будет кишеть сыщиками. Скорее!..
Беспорядочная стрельба наделала переполох не только в тюрьме — она выгнала на улицу жителей крайних домов. Увидя несущуюся со стороны тюрьмы повозку, мужчины начали перегораживать улицу, становясь один к одному и делая живую стенку. Стенка получилась короткая, но высокий человек с черным чубом подбадривал остальных и сам, видать, не из робкого десятка был. Такой и на шею коню броситься может, и в повозку вскочить не побоится.
В первое мгновение у Алексея мелькнула мысль — круто вильнуть перед стенкой и объехать ее по обочине слева. Но там, хоть и неглубокая, есть канава. Да и на таком ходу от крутого поворота может перевернуться ходок… Отчаянно нахлестывая коня, Алексей выхватил пистолет — в коробке стоял он на коленях — и, выстрелив вверх, помчался прямо на стенку.
Расскочилась в последнюю секунду стенка, отпрянули охотники. Славную службу и Воронко сослужил. Не дрогнув, летел он вперед, грозясь раздавить всякого, кто на пути окажется.