Тихий Холм
Шрифт:
Отец был там. По-прежнему сидел на кресле, свесив голову на окровавленную грудь. Но правой руки, прежде лежавшей на подлокотнике, теперь там не было. У Хизер ёкнуло сердце, но спустя мгновение она поняла причину изменений. У кресла на корточках сидел пожилой мужчина в коричневом плаще и потрясённо рассматривал тело, щупая пульс на запястье руки. Без своей ужасной шапочки детектив Картланд не производил того комичного впечатления, что в торговом центре. У него на голове оказались короткие седеющие волосы,
Зачем он сюда припёрся?
Хизер вдруг обуяла ярость. Какого чёрта этот субъект, из-за которого всё началось, находится в её доме и касается тела её отца? Кто ему разрешил? Да как он смеет?
Услышав скрип открываемой двери балкона, Дуглас Картланд поднялся на ноги. Почему-то на Хизер он посмотрел только мельком, и тут же уставился в пол, пряча взгляд. Как провинившийся ребёнок.
– Не знаю, что и сказать… – промямлил он.
– Ну и не говори.
Картланд замолчал. Казалось, он чего-то ждал. У Хизер начали дрожать губы:
– Со мной всё в порядке. Уходи…
И – взрыв ярости, разлетевшийся по тесной квартире:
– Оставь меня в покое!
Картланд даже не шевельнулся от её крика. Он стоял на месте, понурив голову, и тихо сказал:
– Успокойся.
Лучше бы он этого не говорил.
– Успокоиться?.. – лицо Хизер перекосила жуткая улыбка, которая то появлялась, то исчезала. – И как, по-твоему, мне успокоиться? Мой отец мёртв, его убили! Что мне делать теперь? Убирайся, это ты во всём виноват!
Дуглас снова посмотрел на мёртвого человека в кресле и ответил как-то уж совсем по-детски:
– Извини.
Хизер закрыла глаза. Не хочет уходить. Не хочет. После вспышки сокрушительного бешенства пришла усталость, безмерная и валящая с ног. А тут ещё этот тип со своими извинениями, которые ничего не значат… Если ей что-то ещё способно помочь, то только чудо, а не чьи-то извинения. Она почти умоляюще посмотрела на Картланда:
– Тогда уходи.
Мне нужно быть одной, как ты не понимаешь, старый ты пень?
Детектив остался на месте. Он оторвал взгляд от пола, и Хизер увидела его покрасневшие от бессонницы глаза:
– Ну если тебе будет от этого легче, я уйду.
И не ушёл…
Хизер отвернулась от окна. Часы на стене (старинные, ручной работы, отец очень гордился) показывали половину четвёртого. Скоро уже утро. Новый день… Кто знал, что его она встретит именно так…
Наверное, пора скоро выходить. Хизер прошла на кухню, чтобы что-нибудь перекусить. Открыла холодильник, несколько секунд смотрела отсутствующим взглядом на пакеты с молоком и банки с ветчиной, и закрыла, так ничего и не тронув. Ей не хотелось есть. Ну совершенно. Кто бы вообще мог в такой ситуации взять в рот хоть крошку?
Хорошо… Если понадобится, позавтракаю там, в Тихом Холме. Надеюсь, в городе есть хотя бы одна забегаловка.
Последние
Не отец. Всего лишь покинутая душой бренная оболочка, к тому же с ног до головы затянутая белой простынёй. На простыне на уровне груди кровавое пятно. Сам отец сейчас далеко отсюда, обрёкший желанный покой… Хизер не сомневалась, что он по пути в небеса и сейчас наблюдает за дочкой с высоты звёздных далей с любящей улыбкой. Но… почему ей этого ничуть не легче?
– Отец… – Хизер запнулась; слова не находились. – Я найду её и заставлю заплатить. Обещаю.
Тело под простынёй осталось недвижным. Но Хизер показалось, что она услышала тихое неодобрительное цоканье языком. Так отец выражал чувства, когда бывал особенно огорчён её поведением. К радости Хизер, такие случаи попадались совсем не часто. И вот снова. Неужели отец обвиняет её за опрометчивое решение?
Нет. Всего лишь иллюзия.
– Я скоро вернусь, отец, – Хизер закусила губу, чтобы не расплакаться. – Я вернусь.
Полчаса назад они стояли здесь вдвоём – она и Дуглас. Детектив старательно вытирал капельки пота, проступившие на лбу за время перетаскивания тела, а Хизер молча глядела на кровать. Наконец Дуглас спросил:
– Всё в порядке?
Замечательный вопрос, просто потрясный. Конечно, у Хизер всё было в порядке. Какие тут проблемы…
Но она не рассердилась на детектива. Умение вести задушевный разговор явно не входило в число достоинств Картланда, но хотел он как лучше. И желал помочь. Иначе бы с радостью ушёл при первом же её крике.
– Что я могу ещё сделать? – Хизер бормотала под носом, большей частью разговаривая сама с собой. – Никто здесь даже похороны приличные не организует…
Она тяжко вздохнула, глядя на хилый букет жёлтых цветов, положенный у изголовья кровати. Только такие цветы в доме и нашлись.
Если бы я была чуть быстрее… Если бы успела…
– Прости, отец, – прошептала она, вытирая слёзы с лица. И погрузилась в молчание. Детектив учтиво ждал несколько минут, потом нашёл в себе смелость спросить:
– Что будешь делать?
Я буду ждать тебя там, где всё начнётся.
– Я еду в Тихий Холм, – ответила Хизер, даже не глядя в его сторону.
– А что там, в Тихом Холме?
Клаудия. Клаудия там.
– Не знаю, – соврала Хизер. Не хватало ещё раскрывать свои мстительные планы пусть даже частному, но детективу.
«Не знаю», – повторила она неслышно. И на этот раз не соврала. Она всё ещё не знала, что это за город – Тихий Холм, и почему он так важен для неё. Но соседка в голове, которую звали Алесса, не дремала. Хизер была уверена, что вспомнит всё, что нужно.