Tihkal
Шрифт:
– Вы ведете подробное описание опытов?
– Конечно.
– Почему?
– Потому что для публикаций и патентов нужно, чтобы велась подробная документация.
– А почему вы не ведете документацию по поводу получения образцов для анализа?
– А зачем?
Я немного отвлекся, вспомнив похожую инспекцию, на которой я присутствовал давным-давно в лаборатории в Солано - тогда нас проверяли агенты бюро по наркотикам и опасным препаратам. Особый агент, имени которого я уже не помню, посадил нас за стол напротив себя и очень долго допрашивал по поводу безопасности хранения ядов и химикатов. При этом он сел так, чтобы мы могли видеть пистолет у него
Я внимательно посмотрел на пояс агента Фоски, но если там что-то и скрывалось, то разве что пейджер. Может быть у него в кармане диктофон? Хотел бы я сейчас иметь диктофон в кармане - память становится совсем дырявой. Но вряд ли у него был с собой диктофон: скорее всего, он полагался только на свой блокнотик и фотоаппарат.
Внимание инспектора привлекла еще одна колба, наверное из-за того, что на ней было написано 'МДМ1'. "Что это?" - спросил он, похлопывая по ней. Я ответил, что это моя новая разработка - антидепрессант, аналог димоксамина, моего старого изобретения. Я предупредил его, что так как я еще не подал заявку на патент, я не хотел бы, чтобы он распространял информацию об открытии. Мы взвесили колбу (не знаю зачем), и все было опять занесено в блокнот. Потом я вышел из лаборатории и разговорился с двумя другими инспекторами, а агент Фоска остался внутри. Может быть, он фотографировал лабораторию, может быть, брал образцы препаратов, может быть, просто подводил итог своим записям. В любом случае, от меня тут ничего не зависело.
Мы поднялись на мансарду, которую я называю моей "волшебной кладовой". "Есть ли здесь запрещенные препараты?" - спросил Фоска, показывая на пыльные полки с бесчисленными колбами и банками. Я вспомнил, какой из бутылок был хлоралгидрат, и предъявил ее. "Откуда бутылка"?
– заинтересовался Фоска. "Не помню" - ответил я, - "скорее всего с какого-нибудь склада. На этикетке большое С и сверху IV, так что, наверное, он кошерный."
– Где квитанция о покупке?
– Нет никакой квитанции. Понимаете, в последнее время химические лаборатории подверглись атаке со стороны экологических организаций, и им проще выкинуть все ненужные химикаты, чем хранить их. Поэтому они отдают мне то, что может понадобиться мне в работе.
Мы вышли на улицу, к двум другим агентам.
– Сколько лет вы живете в этом доме?
– Всю жизнь, с тех пор, как мои родители купили его в 1936 или 1937 году.
– Вы участвовали в строительстве дома?
– Совсем немного помогал родителям, но потом меня забрали в армию - во время войны я служил во флоте...
Про себя я подумал, что вряд ли теперь они смогут предположить, что дом построен на деньги от торговли наркотиками. Да и мой старый добрый американский патриотизм они должны оценить. Но потом я вспомнил, что передо мной лишь пешка-исполнитель, и я даже не знаю, кто на самом деле стоит за всей этой историей, хотя я уже начал кое о чем догадываться. Когда инспектор сказал: "Поймите, доктор, я простой солдат и сам ничего не решаю,"- я хотел было спросить, кто же его прислал - хотя и не был уверен, что смогу настоять, если он попытается уйти от ответа. Но в конце концов я так и не собрался с духом, а он сам, как вы понимаете, не очень-то стремился распространяться на эту тему.
Мы вернулись в дом, и там, в гостиной, разгорелся еще один спор. Агент Фоска уселся за овальным столиком, положив перед собой блокнот, и попросил меня показать ему документацию на покупку химических реактивов - это стандартная часть любой проверки - а также задал мне несколько вопросов по поводу хранения лабораторных образцов. Вместо того, чтобы показывать ему, где я
Я поставил на стол два ящика с пробирками и вручил агенту прилагающееся описание. Фоска попросил фотокопии документов, и Венди сразу же их сделала. Копии квитанций на покупку химикатов? Пожалуйста.
Мы проследовали в кабинет.
– Как используется эта комната?
– Это мой кабинет.
Я втайне надеялся, что Фоска обратит внимание на грамоты на стене, выданные мне DEA за оказанные услуги или что-то вроде того. Я отдал много сил распространению научной информации по психоделикам, в том числе среди полицейских и химиков государственных агентств; в числе прочих, например, я консультировал персонал лаборатории DEA в Сан-Франциско.
Фоска молча просмотрел грамоты и вернулся к своему дежурному вопросу:
– Есть ли в этой комнате запрещенные вещества?
– Честно говоря, не знаю - отвечал я. Дело в том, что я не разбирал кабинет уже полгода, и поэтому вокруг в беспорядке валялись книги, журналы, письма, в том числе с образцами для анализов.
– А здесь?
– спросил Фоска, показывая на ящик. В нем он нашел сразу несколько интересных вещей: во-первых, пробирки с МДМА, помеченные мной.
– Это ваш почерк?
– Похоже на то.
– А это что за препарат?
– он показал на пробирку с этикеткой "ЛАД"
– Не помню.
– Может быть, это ЛСД?
– Вряд ли. Тогда там было бы написано "ЛСД", а не "ЛАД".
На дне ящика лежало несколько капсул маринола (разрешенной к медицинскому применению разновидности ТНС - действующего вещества марихуаны), и я пояснил, что скорее всего мне дал их на анализ человек, сомневающийся в содержимом капсул.
– Имя этого человека?
– Не помню.
– Хорошо, а вот здесь написано, что это "Н-гидрокси-МДМА от Чарльза". Кто такой этот Чарльз?
– Простите, я не помню.
Все образцы были водружены на крышку моего ксерокса, и мне было предложено вспомнить и записать что-нибудь насчет их происхождения, что я и сделал, как всегда, впадая в забывчивость. После этого образцы были сфотографированы.
(Если вы еще не поняли, почему я не сообщал инспектору имен отправителей всех этих образцов, я могу объяснить. Дело в том, что эти люди были уверены, что я имею право проводить анализы, не информируя об этом полицию. Такая же работа велась по крайней мере еще в одной лаборатории, где хозяева считали это своим долгом перед общественностью, но DEA запретило им это, поскольку опасалось, что такой "контроль качества" может быть на руку преступникам. В общем, даже если бы я знал имена отправителей, я не стал бы их разглашать, так как это было бы равносильно предательству с моей стороны. Мне кажется, агент Фоска отлично это понимал, хотя и продолжал настойчиво требовать информацию.)
Между делом я спросил: - Если бы я вел подробную отчетность по поводу всех отправителей, и в некоторых из присланных образцов оказались бы запрещенные препараты, могло бы DEA использовать мою информацию для возбуждения уголовного дела против отправителя?
– Ничего не могу сказать по этому поводу, - ответил Фоска.
Мы прошли в четвертый подвал.
– Как называется эта комната?
– Четвертый подвал.
Я не стал рассказывать инспектору, что когда-то эта комната была спальней моего сына, и когда я переоборудовал ее в лабораторию, я назвал ее четвертым подвалом, потому что в доме уже было три подвальных помещения. Мне показалась, что у агента не хватит чувства юмора оценить историю по достоинству.