Tihkal
Шрифт:
– Да, конечно, прямо за вами у стены.
Несколько человек, стоявших во дворике, замерли, словно я показала им на большого удава. "Дядюшка" воскликнул: "Так я и думал! Так я и думал! я сразу понял..."
Неожиданно вокруг наших кактусов забегали люди. Кто-то спросил у Шуры, зачем он выращивает их, и он стал рассказывать про неизученные, неизвестные науке алкалоиды, следы которых присутствуют в кактусе. Он говорил спокойно и с воодушевлением, зная, что лицензия позволяет ему иметь пейотль.
Невысокий, толстый, похожий на азиата полицейский объявил, четко выговаривая каждое слово: "Доктор
На Шурином лице читалось недоверие: "Но по лицензии я имею право их выращивать. Проверьте, загляните в свои правила: вы убедитесь, что это ошибка".
Кто-то побежал за агентом Фоска.
Пока его искали, полицейские столпились вокруг горшков с кактусами, чтобы лучше их рассмотреть. Они нагибались к кактусам, отпуская удивленные замечания по поводу их внешнего вида. Я наклонилась вперед, наблюдая за ними со своего места.
Очень странно: агенты служб по борьбе с наркотиками не знают, как выглядит пейотль. Очень странно. А когда я показала им на него, они вели себя так, словно бедное растение может подпрыгнуть и укусить. Они, что, боятся, что кактус попадет в их организм и отравит их разум и душу? Скорее всего, это так. Они слышали, что пейотль - это что-то безумное, опасное, их головы полны ужасов, которых им нарассказывали о действии этих маленьких зеленых шариков.
Появился агент Фоска, и толстый полицейский показал ему кактусы. После этого он отвел Фоска подальше от толпы и стал что-то энергично ему доказывать. Шура с волнением следил за разговором, стоя в дверях дома. Наконец агент Фоска подошел к Шуре и сказал извиняющимся тоном:
– Простите, доктор, но кактусы придется забрать.
– Но я их выращиваю для научных исследований уже пятнадцать лет! Где вы прочитали в ваших правилах, что я не имею права анализировать химический состав кактусов?
– Хорошо, покажите мне следы надрезов. По-моему над этими кактусами не проводилось никакой исследовательской работы.
– Конечно! Я ведь еще не приступал к этим исследованиям. Но кактусы мне очень нужны...
Неожиданно из-за двери высунулась голова толстого полицейского:
– Мы забираем кактусы, и если вы будете возражать, мне придется надеть на вас наручники и зачитать вам ваши права! Надеюсь, вы меня понимаете?!
Он вперил свой взгляд в Шуру, пока не убедился, что тот полностью осознал сказанное, потом повернулся к своим подчиненным и жестом приказал им приступать. Полицейские направились к кактусам.
Шура медленно сел в кресло, как дряхлый старик с негнущимися ногами. Теперь все присутствующие видели, что, наконец, сделали ему больно. Я готова поклясться, что на моем лице они не прочли ничего, но это было не важно: главной их целью был Шура. Именно его они хотели наказать, и теперь агент Фоска и его суровый напарник могли быть довольны: им, наконец, удалось сорвать маску благодушия с его лица.
Наши драгоценные, родные кактусы, наши любимые питомцы, в которых так много неразгаданных тайн - эти тайны можно называть алкалоидами, а можно Временем, Пространством, Формой, Смыслом - так много времени понадобилось, чтобы из крошечных ростков они превратились во взрослые, хотя еще совсем не
Все, дело сделано. Даже если потом они будут извиняться - дело сделано. С какой бы радостью я прокляла этих людей! Однако этого делать нельзя. Ненависть отравляет сердца. Сейчас они наслаждаются своей победой над Шурой, наслаждаются тем, что сделали ему больно, потому что им сказали, что он - преступник, а их дело правое. Но когда они умрут, то, может быть, поймут, что они сделали, почувствуют то, что чувствуем сейчас мы; может быть, даже узнают правду о Священном Кактусе.
К пяти часам дня все кончилось. Уходя, агент Фоска обещал вернуться на следующий день для окончательного завершения проверки.
Ночью, прижавшись друг к другу в теплой постели, мы подводили итог нелегкому дню и утешали друг друга. Шура сказал:
– В конце концов в какой-нибудь Гватемале или Боливии нас бы просто расстреляли.
– Точно. А потом, они ничего не подбросили...
– И правда, все не так уж и плохо.
– И не обыскали наш дом, не залезли в компьютер, не забрали переписку.
– А ты уверена, что они не сделают это завтра?
– Нет, дорогой, ведь завтра ты позвонишь тому адвокату, который тебе так понравился по телефону. Помнишь ты говорил, что это умный человек, и что если тебе понадобится адвокат...
– Да, конечно. Кассман. Надо с утра ему позвонить.
– И надо будет спрятать все письма...
– Посмотрим, что скажет адвокат.
– И сохранить всю информацию из компьютера на дискетах, а то вдруг им придет в голову забрать компьютер. (Честно говоря, мне не верилось в такое развитие событий).
– Ты представляешь, завтра эта скотина опять придет.
– Ты знаешь, они были удивительно вежливы, даже спрашивали разрешения войти в туалет. С чего бы это?
– Ничего себе вежливость! Растоптать несчастные кактусы!
Очевидно, Шура все еще не оправился от этого удара. Я обняла его и больше ничего не говорила.
В пятницу Фоска вернулся, на этот раз в сопровождении одного полицейского. Вопросы заняли всего два часа, и по большей части это было повторение предыдущего допроса. Однако Фоска сделал одно важное заявление:
– Вашингтон хочет отозвать вашу лицензию, доктор Бородин.
– Я уже понял - отвечал Шура. Сегодня он не улыбался, но был спокоен и уверен в себе.
Возник разговор о том, может ли добровольый отказ от лицензии спасти Шуру от дальнейших преследований со стороны местной и федеральной власти и от штрафов. Опять Фоска повторял: "Я ничего не решаю, я простой исполнитель".
И хотя мы вполне уверены в том, кто именно отдал приказ, мы никогда не сможем это доказать. Скорее всего, приказ звучал примерно так: "Закройте этого идиота! Он позорит нас своей книжкой, и мы хотим снять его лицензию. Можете делать что угодно в пределах закона, только отберите ее!" Что-то в этом роде. Но они не могут нам запретить одну вещь: - продолжать распространять научную информацию. Первая поправка к Конституции все еще действует!. Может быть, судя по тому, что происходит, ее отменят, новсе же не так скоро.