Тихоня для Туза
Шрифт:
Это настоящая угроза. Вполне серьезная и опасная. Нужно срочно спасать положение…
– Я тебя каждую ночь трахаю. Во всех позах. Никак остановиться не могу.
И просыпаюсь разбитым, уставшим, неудовлетворенным.
– Что ты несешь за чушь? – Стефа отстранилась, лишила ароматного тепла и уюта. Сладкого ощущения близости и счастья.
– Мне каждую ночь снится, как я тебя люблю, Стеф. Под утро хочется сдохнуть от воздержания. А ты говоришь…
Она смотрела на меня, даже не хлопнув ресницами ни разу, долго
– Боже… Хорошо, что мозг передается детям от матери…
Спрыгнула с колен, легко и непринужденно. Оставив меня с напряжением, болью и желанием что-нибудь сделать… такое… неправильное…
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты – дурак, Тихон Туземцев! И хорошо, что дочка не в тебя пойдет!
– Это говорит мне женщина, которая полгода ходила только по тем улицам, где не гуляют кошки?
– Черные! – Она даже палец вверх подняла, для надежности.
– И что? Чем они тебе помешали? Особенно, когда мы ехали на машине? Я должен был ее задавить, эту несчастную животинку?
И как с ней спать раньше времени? Потом же меня и кастрирует. Просто за то, что не угадал.
Мы от той кошки два квартала назад уезжали. С истериками. А потом вернулись и забрали ее домой. Живет теперь по-королевски. Жаль, конечно, если у животного были хозяева, которые по нему убиваются: кошка-то милая, воспитанная, хорошая…
– Ты должен со мной переспать! Прямо сейчас! Причем тут, вообще, кошка?
– Ну, что ж… Потом не говори, что мне послышалось!
Как тут не рычать, если от воздержания хочется кого-то убить? Причем жестоко, изощренно и желательно – много раз?!
Стефа подпрыгнула. Попятилась. Уперлась спиной в комод.
– Что ты там задумал? Признавайся!
Хотел очень медленно стянуть с себя футболку. В итоге – сдернул одним рывком. Швырнул в сторону.
– Супружеский долг! Исполняется!
Стефа смотрела с недоверием на то, как я расстегиваю пряжку ремня.
Переводила свои глазюки огромные с лица на руки и обратно. И облизывалась. Ты посмотри – облизывалась, коза такая!
– А это точно не смертельный номер, Тиш? Ты к нему так готовишься…
И прыснула счастливо. Но не приближалась.
– Раздевайся! Ща тебя до смерти укатаю!
– До смерти нельзя. Мне ребенка кормить! Ты без меня не справишься!
И снова пятиться начала. Хотя уже и некуда было…
Один шаг вперед – и она уже сидит на комоде.
– Раньше надо было думать о ребенке, раньше!
Она сама потянулась к молнии толстовки, туго натянутой на груди… В глазах потемнело от предвкушения. Сейчас это все будет моим! Только моим, и ничьим больше!
Сдавил упругие шары в ладонях, нырнув под маечку… Даже сердце зашлось – так это было сладко…
– Боже, Тиш…
Мы даже целоваться стали раньше в последние месяцы – Стефе было некогда, а я не хотел себя
Сухие жаркие ладошки метались по моей спине, очерчивая мышцы, ребра, сильно сдавливали поясницу, тут же взлетали к шее и затылку, вороша волосы… И без того мощное возбуждение грозило стать невыносимым.
– Прекрати. – Выдохнул ей прямо в губы, но не был услышан. Жена прикрыла глаза, дышала прерывисто, сухо, коротко… Уже начала терять связь с реальностью, куда-то понеслась…
Перехватил ей запястья, завел за спину, заставив упереться в крышку комода.
– Сиди так.
Сдернул с нее все сразу – и майку, и толстовку, и белье. Не было сил разбираться. Уткнулся лицом в белоснежное великолепие. Хотелось кусать, лизать, втягивать внутрь, оставляя засосы. Но что-то еще внутри останавливало: нельзя, тут нельзя так. Нужно быть очень аккуратным.
А Стефа считала иначе, и не слушалась нисколечко: руками обхватила мою голову, вжала в себя… Что-то простонала требовательное, жадное и гневное.
– Будешь вредничать – накажу. Свяжу и положу на лавку! – Снова заставил упереться ладошками в комод, выгнуться вперед, подставить под поцелуи упругий живот.
– Кхм… А мне нравится идея! Мы так еще не пробовали! Где будем лавку брать? – Черти снова из омута вылезли, шутить изволили.
– Не провоцируй. Допросишься.
– Все! Боюсь! Ах…
Захлебнулась воздухом, когда мой язык прошелся по краю грудной клетки, обвел по кругу пупок… Задрожала. Приподняла ягодицы, ерзая и крутясь на месте – всячески намекала, что ей очень мешают домашние штаны…
Содрал их вместе с трусиками, замер. Красивая. До одури желанная. Недоступная столько времени, потому что я сам так решил.
Пальцы тряслись, как у припадочного, как будто впервые касаясь розовой влажной плоти. Она тоже дрожала. Вся. Внутри и снаружи пульсировала, сжимая бедрами мою ладонь, нетерпеливо наглаживающую тонкие нежные складки…
Пришлось несколько раз проталкивать комок в горле – слюна собиралась, как у голодного перед самым любимым блюдом.
– Люблю тебя. – Шепнул ей на ухо, делая первый рывок. Провалился в знойный омут, наполненный отрывками слов, касаний, шумом в ушах и дикой дрожью.
Стеф совсем потерялась – откинула голову назад, выгнула тонкую шею дугой… Укусил прозрачную кожу. И еще. И еще раз… останутся следы и засосы – и ладно. Никто не увидит, кроме меня и Алиски, а та пока еще и не поймет…
Капельки пота – ее и моего, стекали вниз по телам, смешиваясь, убегая куда-то вниз, прохладные, щекотные. Слизывать их, оставляя дорожки между грудей, следить, как новые появляются – единственный способ остаться на поверхности сознания, не улететь раньше времени. Следить, чтобы Стефа успела…