Тихоня на боевом факультете

Томская Светлана

– Ну же, – нетерпеливо говорит парень. – Идём.

Меня не надо упрашивать. Кажется, жизнь понемногу налаживается, и я всё-таки доберусь до Академии целой и невредимой.

– Эта тропа действительно короче, – объясняет мой спутник на ходу, – но пользоваться ей в ночное время могут только преподаватели и старшекурсники. Светильники реагируют на уровень магии. Специально сделано, чтобы младшие курсы здесь не шлялись. Впрочем, младшим по ночам и не положено выходить из Академии.

Понятно. Но в сотый раз оправдываться

я не собираюсь.

Дальше идём молча. Не очень удобно разговаривать, когда один человек идёт впереди, а второй дышит ему в затылок. Хотя насчёт затылка я, пожалуй, преувеличила, скорее, между лопаток.

Дорожка петляет среди деревьев. Огоньки исправно загораются по мере продвижения вперёд, освещая наш путь, и гаснут, как только остаются позади. С каждым шагом мне всё труднее идти. Дорожка, хоть и идёт серпантином, но всё-таки это непрерывный подъём вверх. Неудобство создают книги, которые я по-прежнему прижимаю к себе одной рукой. А они при этом норовят выскользнуть. Другую же руку оттягивает саквояж. Раньше он вроде не был таким тяжёлым.

В общем, на меня наваливается усталость. Это неудивительно: двое суток пути сидя в почтовом дилижансе. Потом бег в переулке от местных бандитов. Ну и магический ресурс у меня небольшой, да ещё и потратила на свою неудачную защиту. О том, могла ли я израсходовать силы ещё и на то, чтобы отвести болт, стараюсь пока не думать. Странно всё получилось. Моя ладонь помнит упругость водяной стены поначалу очень отчётливо, затем понемногу это ощущение становится всё слабее. Должно быть, показалось.

Скорее всего, у парня сработал какой-нибудь защитный артефакт. Кстати, как его зовут? Мне кажется, за вечер уже столько всего произошло, что можно было бы…

Словно подслушав мои мысли, парень останавливается и поворачивается ко мне.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

А вот это мне уже не нравится. Нет не то, что он спросил имя, я даже отвечаю не задумываясь:

– Амелия.

Мне не нравится его тяжёлое дыхание. Подъём подъёмом, но даже я настолько не запыхалась.

– Давай свою сумку, – предлагает парень, протягивая руку.

– Я сама, – привычно говорю я, а при этом с тревогой вслушиваюсь в его дыхание. – Ты всё-таки ранен.

– Пустяки, – бормочет он и, покачнувшись, сначала опирается рукой о стоящее ближе других к дорожке дерево, а затем оседает на землю.

Магические светильники гаснут, и мы оказываемся в полной темноте.

«Маргова задница», – с досадой думаю я.

Всё-таки стоило настоять на осмотре раны возле последнего фонаря. Теперь придётся на ощупь.

На моё счастье, тучи уже начали расходиться, и в просвет выглянула луна. Я, по крайней мере, вижу, что парень ещё частично в сознании. Он не упал, а сидит, прислонившись спиной к дереву.

Опускаюсь рядом с ним на корточки, кладу книги на мокрую плитку. Хуже, чем

им уже досталось сегодня, не будет. Трогаю ладонью лоб – холодный, затем кисть здоровой руки – ледяная. Всё-таки похоже на потерю крови. Как же я могла сразу не заметить?

– Эй, – тихо зову я, – ты как?

Тишина. Всплеск паники давлю в зародыше.

– Мне нужно видеть твою рану, – говорю я больше себе, чем ему, не рассчитывая на ответ. Так легче, когда слышишь хотя бы свой голос.

Тишина.

Ну что ж, ночью в лесу мне ещё не приходилось заниматься целительством, но с закрытыми глазами я уже пробовала, а разве это не одно и то же?

Достаю со дна саквояжа остро заточенную стальную пластину и разрезаю рукав, начиная от кисти и до места, перетянутого полосой от моего платья. Для этого лунного света хватает. Рана внешне вроде небольшая, но всё плечо в тёмных потёках, значит, крупный сосуд порван. Накладываю ладонь на пострадавшее место, настраиваюсь и сразу же нахожу повреждение. Мне приходилось сращивать сосуды, но мельче, чем этот. Однако выбора нет. Я должна попытаться. Хоть бы хватило сил после всех неприятностей.

К моему удивлению, магия откликается мгновенно и даже охотно. Позволяю ей свободно течь из солнечного сплетения знакомым путём до своей кисти. Всё получается. И я уже готова торжествовать победу, когда понимаю, что что-то идёт не так.

Под моей ладонью разгорается пламя, яркий оранжево-красный свет просачивается сквозь пальцы.

И я отдёргиваю руку.

С испугом смотрю на пылающую витиеватую руну, появившуюся на плече парня. Я что-то сделала не так?

Парень вздрагивает и начинает заваливаться набок.

И в этот же самый момент руна гаснет. Снова становится темно. А после огненной вспышки даже темнее, чем прежде.

Слышу собственное прерывистое дыхание. Что я натворила? Сбрасываю с себя состояние оцепенения.

Рухнув на колени, склоняюсь над лежащим. Переворачиваю его на спину. Сердце. Прежде всего проверить, бьётся ли сердце. Прикладываю ухо к груди. Через плотную ткань формы невозможно понять. Да ещё и собственное колотится так, что его, наверное, слышно даже в академии. Было бы хорошо, если б действительно услышали и пришли на помощь.

Выпрямляюсь и дрожащей рукой пытаюсь расстегнуть верхнюю пуговицу камзола. И тут же застываю, ощутив прикосновение к затылку.

То, что это рука и кому именно она принадлежит, соображаю только тогда, когда, надавив на затылок, парень притягивает меня к себе, распластав по своему телу. Горячие сухие губы впечатываются в мои голодным поцелуем. Но понимание того, кто это и что он со мной делает, мимолётное. Ни удивиться, ни возмутиться я не успеваю. Все осознанные мысли, словно сухая листва, порывом ветра уносятся прочь, когда язык врывается в мой рот.