ТИК
Шрифт:
Перед Ксенией самая обычная лестничная площадка между этажами. С мусоропроводом. Неотличимая от ее собственной.
Причем, кажется, — именно ее. Между шестым и седьмым.
Выждав положенный срок, створки начинают смыкаться. В последний момент Ксения просовывает между ними носок сапога и они послушно едут обратно.
Она медлит еще секунд семь и все-таки делает шаг наружу.
Это ее площадка. Ничуть не изменившаяся с утра. Разве что крышка мусоропровода не закрыта до конца — что-то здоровое сунули и оставили…
Она проводит трясущейся ладонью по лицу.
…Получается что?
Лифт за ее спиной наконец закрывается. Ксения, мокрая и обессиленная, спускается по пролету до собственной двери.
Да… Такого со мной — никогда еще…
Пьяные руки не сразу расстегивают сумку. Не сразу нашаривают ключи.
Лифт снова гудит, кем-то вызванный. Ксения вставляет ключ в замок. Черт, ну и руки, а?.. Ключ никак не вставляется. Да что за…
Лифт, спустившись всего на этаж, открывается пролетом ниже. Кто-то выходит из него — судя по шаркающему звуку.
…Руки тут ни при чем. Это не тот ключ.
Как это — не тот?.. Вот — все они. Вот — от наружной двери…
(…Выходит из лифта. Из лифта, который только что был пуст…)
Она лихорадочно тычет ключом в скважину, уже зная, что — бесполезно. Тот, кто вышел из пустого лифта, ждет, топчется (судя по звуку), шаркает на площадке внизу.
С протяжным, стонущим, скрипящим железным зевком откидывается пролетом выше крышка мусоропровода. Сама собой.
Ключи вывертываются из руки и увесисто брякают о бетон. Из замочной скважины толчком выдавливается крупная темно-красная капля и соскальзывает, оставляя на двери вертикальную дорожку. За ней проталкивается следующая.
Тот, нижний, начинает неторопливо, грузно шаркать вверх.
Ксения отступает от двери: на шаг, еще на шаг, еще — визжа… думая, что визжит… собираясь завизжать… Кровь течет из замочной скважины уже непрерывно, она же проступает по периметру замка… вокруг глазка — из отверстия которого тоже протянулась бордовая полоска… показывается из-под двери…
Наверху нечто споро выбирается из приемного контейнера мусоропровода — что именно, она не успевает увидеть, потому что рефлекторно поворачивает голову налево, к поднимающемуся снизу.
И тогда уже визжит вслух.
…И вот на этом-то малина всегда и заканчивается. Когда требуется наконец показать, что же именно лезет на героя/героев/героиню. Потому что выбор тут невелик, и что ни выбери — обязательно выйдет идиотизм и пошлятина. Что: зомбаки, распадающиеся на ходу? мутанты чернобыльские? чудища инопланетные? перекошенный маньяк с зазубренным свинорезом? Сколько раз все уже было и сколько раз успело осточертеть… Прав был Игорь: безумно сложная задача — сочинить сейчас не дебильный и небанальный хоррор.
Створки лифта расползлись. Ксения вышла, расстегивая сумку, опустила глаза, ища ключи… Вздрогнула, чуть не шарахнулась, завертела головой.
— Чего? — переспросила севшим голосом.
— Привет, говорю, — хмыкнул Сева с седьмого, курящий на лестнице. — Не пугайся так…
— Легко сказать — не пугайся, — облегченно ухмыльнулась она. — Ты в зеркало давно смотрел?
8
Ксении казалось: когда она говорит, что понятия не имеет о подробностях деятельности Фонда
Человек безалаберный и ни черта не смыслящий ни в бизнесе, ни в администрировании, получавший временами действительно большие деньги, но никогда не умевший целенаправленно их преумножать, Игорь вдруг с головой погрузился в приглушенные секретные прокуренные терки с невесть откуда взявшимися жуликоватыми даже на первый взгляд бухгалтерами, директорами и администраторами, зашелестел договорами и зачастил в банки. При том, что раньше-то его «продюсерская» деятельность имела к финансам лишь очень косвенное отношение — ценность Игоря заключалась в феноменальной коммуникабельности, невероятном количестве знакомств и универсальном личном обаянии: он способен был свести вместе и заинтересовать идеей совершенно неожиданных людей…
Ксения мало кого знала из варившихся в Фонде и окрест. И даже с теми, кого знала, в последний месяц не контактировала. Но теперь, после того как в курс дела ее ввел сам УБЭП, она имела право начать интересоваться подробностями.
Ожидания ее оправдались: половина народу, которому она позвонила, просто не отвечала — то ли впрямь отсутствовали, то ли не опознали ее номер (и не захотели общаться невесть с кем), то ли именно ее избегали. Вторая половина не имела сказать ничего кроме и так известного. Один Лёнчик Дроздецкий согласился в итоге пересечься.
По причине сугубой обоюдной занятости-замотанности пересеклись только на третий день — почему-то в «Кофемании» у метро «Краснопресненская».
— Не знаю, Ксюх, — на ее расспросы Лёнчик и плечами пожал, и помотал вечно всклокоченной головой. — Никто не знает. Ну, кроме тех, кто непосредственно бухгалтерией занимался. А те, кто занимался, — сама понимаешь…
— Витя Меркин — правда, что ли, тоже сбежал?
— Я думаю, Витька в Израиль рванул, когда понял, что денег нет, а его как директора прессанут в первую очередь.
— А кому они были переведены, деньги? Фонду?
— Если правда то, что говорят, — они были даже не переведены, а обналичены.
— Ни хрена себе… Хотя да, я тоже что-то слышала, что этот банк типа выдает ненормальные суммы налом… Кстати, а сколько там было?
— По слухам, больше, чем пол-лимона.
— Баксов?
— Ну ясно, не рублей.
— А кто значился получателем? Игорь, что ли?
— Да нет. Вроде его имя во всей истории вообще не фигурировало. Хотя с бухгалтерией они там, видимо, здорово мудрили… Я уж не знаю, кто именно — Игореха, Витька… По документам все записывалось на каких-то Хуйкиных, о которых я, например, ни разу в жизни не слышал. Ну знаешь, как на бомжей фирмы регистрируют. Поэтому и сейчас никто концов найти не может.