Тимур. Тамерлан
Шрифт:
— Кто он?
— Имя его ничего мне не сказало. Он не мулла, но похож на человека духовного звания.
Тимур приподнялся на руках, привалился к стволу чинары и велел:
— Пусть придёт.
Вскоре из-за шатра появился человек среднего роста с округлым симпатичным лицом, которое украшала небольшая тёмная борода и такие же тёмные усы. Высокий, изрезанный мудрыми морщинами лоб. Живые, уверенно глядящие глаза. На вид лет сорок или около того.
Не дожидаясь, когда ведшие его воины заставят встать
Тимур указал ему, где сесть. В душе у эмира появилась необъяснимая уверенность, что появление этого человека как-то связано с мрачными и неопределёнными мыслями, одолевающими его с самого утра.
— Как тебя зовут?
— Моё имя значит не больше, чем шум воды в этом ручье.
Эмир задумчиво почесал грудь в разрезе рубахи.
— Ты не хочешь открывать своё имя или потому, что оно связано с большой славой, или потому, что бесславье сопутствует ему. Я мог бы заставить тебя говорить, но дело в том, что легче всего человек лжёт, когда он говорит о себе.
— Воистину так.
«Какие хорошие глаза, какое хорошее лицо, — думал про себя Тимур. — Вдвойне жаль, что он не хочет назваться, это означает, что он пришёл не для того, чтобы поступить на службу».
— Что ж, незнакомец, Аллах судья тем причинам, что заставляют тебя молчать о том, о чём ты молчишь. Но отчётливо вижу, что ты пришёл говорить. Так говори то, что ты задумал сказать.
— К тебе я прибыл из Кеша.
Тимур едва заметно встрепенулся.
— Из города, близкого твоему сердцу, но с известием, которое оставит в твоём сердце рану.
— Не медли. Плохие новости следует сообщать быстро. Даже у смерти есть достоинство — она мгновенна.
— Твой учитель...
— Шемс ад-Дин Кулар?
— Шемс ад-Дин Кулар.
Гость тяжело и длинно вздохнул.
— Я уже велел — не медли!
— Он умер.
— Давно?
— Совсем нет.
Тимур закрыл глаза и привалился затылком к шершавой сухой коре дерева.
— Он был стар. Очень стар. Смерть всегда не только мгновенна, но и неожиданна. Гибель воина в бою ничем, в сущности, не отличается от кончины старика в постели.
Гость сочувственно опустил глаза и так застыл.
— Я был грешен перед ним. Мне показалось, что возраст помутил его разум и у меня нет теперь нужды в нем как в учителе. Месяцами я не вспоминал о нём, а теперь моё сердце ноет и наполняется холодом.
Гость продолжал сидеть в позе скорбного сочувствия.
— Он что-нибудь сказал перед смертью?
— Я прибыл только для того, чтобы передать его слова.
— Кончина его была лёгкой?
— Он умер как праведник.
— Ничего нет удивительного в том, что праведник умер как праведник... но слова, что он велел передать?
— Я попытаюсь передать их слово в слово, ибо скрытый смысл их мне непонятен, но гонец необязательно
Глаза эмира превратились в узкие щёлки, в них сосредоточилось всё его внимание.
— Он сказал, что два человека тяготеют над твоим будущим.
— Два?
Именно. Одного он называл твоей тенью, второго твоим двойником.
— Он не называл имён?
— Он говорил, что имена ты знаешь, а если не знаешь, то очень легко догадаешься. И самая главная опасность — не перепутать.
— Что не перепутать, незнакомец?
— Не перепутать, кто из этих людей твой двойник, а кто твоя тень.
Эмир задумался. Уже и щёлками нельзя было назвать его глаза, так плотно были сжаты веки.
— Это всё?
— Нет. Ещё он сказал, что ни тот, ни другой не будут сопутствовать тебе вечно. Ты избавишься от них. Может быть, не скоро, может быть, с огромными жертвами, но обязательно. Каким образом — чутьё тебе подскажет. И время и способ. Это нетрудно. Трудно будет определить только одно...
— А именно?
— Порядок.
— Какой такой порядок?!
— Порядок, в котором это следует сделать. От кого освободиться сначала — от тени или от двойника.
Тимур медленно налил себе в чашу воды из кумгана. Предложил гостю, тот вежливо отказался. Сделав глоток, эмир отбросил чашу. Вода успела нагреться и утратила свой волшебный вкус.
— Видит Аллах, самоуверенность — тяжёлая болезнь, схожая со слепотой. В начале разговора я сказал, что разуверился в пророческих способностях своего учителя, теперь же вижу: всё то время, что я не думал о нём, он думал вместо меня.
Здесь эмир прервал свою речь, спохватившись, что сидящему перед ним человеку совсем не обязательно слышать его затаённые мысли.
— Да, я должен тебя отблагодарить.
— Нет, я так не считаю. Благую ли весть принёс я в твой стан?
— Весть принёс ты печальную, но сослужил при этом полезную службу, уж поверь мне. И если ты будешь слишком рьяно отказываться от награды, моё сердце проникнется недоверием.
— Твоё слово, твоя воля, господин. Если ты хочешь меня наградить, подари мне этот нож.
Гость указал на рукоять, торчащую из-за пояса Тимура. Даже в минуты отдыха, даже окружённый телохранителями внутри своего стана, эмир никогда не расставался с оружием.
— Этот? — Тимур медленно вытащил нож и взвесил его в руке. Ничего особенного в нем не было: кривое лезвие, костяная рукоятка с двумя потускневшими квадратными гранатами, украшавшими её, — Зачем он тебе, в нем нет никакой ценности.