Тинко
Шрифт:
— Дорогая фрау Вурм, они же не нарочно вымазали ее, — уговаривает бабушка переселенку.
— Нарочно! В том-то и дело, что нарочно! Честное мое слово, провалиться мне на этом самом месте!
— Тинко, покажи руки!
А мне что, я руки могу даже очень свободно показать: на них и следа колесной мази нет.
— Тинко, а ты был при этом?
— Был, бабушка. Они все время дразнили нас.
— Как же они вас дразнили? — спрашивает меня фрау Клари.
— Они ругали нас нехорошими словами. Да!
Фрау Клари забирает у фрау Вурм вымазанные рубашку и штаны Зеппа и говорит:
— Дети
Бабушка с благодарностью смотрит своими заплаканными глазами на фрау Клари. А мне так и хочется крепко-крепко обнять ее! Но фрау Вурм все не успокаивается:
— А что они с лицом-то сделали! Если б он не лежал сейчас голый дома на соломе, я бы его сюда привела показать! И как же это он в таком виде на улице покажется? Мазь в кожу въелась. Я ему все лицо щеткой разодрала — ничего не помогает.
Бабушка молча отправляется в кладовую и приносит оттуда кусок сливочного масла.
— На ночь намажьте ему лицо, — говорит она. — Утром легко все отмоется — истинную правду вам говорю.
Фрау Вурм начинает улыбаться:
— Сами знаете, не до ссоры, когда вот так чужаками не в свое гнездо залетишь. Без этого горя хватает… Спасибо вам! Бог, он виновников видит. До свидания!
Наш солдат входит на кухню.
— Что это за женщина тут кричала? На кого это она? — спрашивает он.
— Да что тут говорить! Ребятишки подрались, ну и перемазались колесной мазью, — отвечает ему фрау Клари.
Дедушка пришел домой только ночью и пьяный. Дразнилу он так и не нашел, конечно. Он ходит по комнате взад и вперед, наталкивается на стулья, ничего не соображая включает радиоприемник. Немного погодя из ящика доносится чей-то голос. Дедушка, ополчившийся против своих врагов из Крестьянской взаимопомощи, требует, чтобы человек в ящике немедленно замолчал. Но тот продолжает говорить. Дедушка грозит кулаком невидимому противнику:
— Август Краске меня зовут! Балаболка ты такая-сякая! Я всего сам, своими руками, достиг и коня своего никому не отдам!
«Коллективность труда — залог повышения производительности», — произносит человек в ящике.
— Заткнись, говорю я! — орет дедушка на ящик.
«Во многих общинах округа Науен крестьяне на время уборки урожая объединились. Все помогали друг другу, поэтому никто с уборкой не опоздал».
— А у нас они лошадей крадут, прямо из хлева, понял? — снова кричит дедушка человеку в ящике.
«А теперь проверьте ваши часы. С ударом гонга будет ровно двадцать три часа четырнадцать минут».
— Чтоб тебя! — крякает дедушка и больше не обращает внимания на человека в ящике.
Ругаясь, он заходит к нам в горницу. И бабушка и я — оба мы прячемся, точно куры, когда ястреб залетает на птичий двор.
Глава двенадцатая
Вол
— Людей вы вчера тоже не выставили — стало быть, сами с волом управляйтесь, а я пойду.
Он поправляет свою синюю каретницкую шапку и, семеня короткими ножками, уходит. Вол стоит посреди двора и не знает, что с ним будут делать. Глубоко вздохнув, он улавливает запах дикого винограда, который растет у нас на стене, и, волоча за собой громыхающую жатку, плетется к темно-зеленой листве. Солдат успевает схватить вола за ярмо.
— Тпрр! Стой! Тпрр! — кричит он.
Дедушка высовывается из окна.
— Моего коня не сметь запрягать рядом с этим бегемотом! Кимпель нам свою машину дает! — орет он.
Наш солдат больше не держит вола, он чем-то занялся в курятнике. Пусть вол обдирает виноград. Показывается фрау Клари.
— Вот и готово все, — говорит она и весело кивает мне.
Это она о рубахе и штанах Зеппа. Волу фрау Клари, проходя, бросает охапку сена под мокрую, слюнявую морду. Вол быстро заглатывает сено. Ни травинки не остается на земле. В животе у вола что-то бурчит. Это он обратно достает проглоченное сено и снова начинает его пережевывать. Так он наконец находит себе занятие и совсем не обращает внимания на пролетающих мимо голубей, разве что иной раз устало подмигнет им.
Проходит часа два. Жатки Кимпеля что-то не видно. Мне велят сбегать к Лысому черту. Там машины тоже нет.
— Намудрил хозяин, — ворчит старый Густав в хлеву. — Разве можно в такое время машину отдавать! У нас у самих еще три полосы овса не сжато. Небось пьян был, вот и наобещал!
Дома дедушка проклинает свою дружбу с Кимпелем.
На нашем поле теперь тоже стрекочет жатка Крестьянской взаимопомощи. Солдат то и дело погоняет вола, чтобы тот не отставал от Дразнилы. Жатке ничего не стоит проглотить целый морген спелой ржи. Жить нам становится легче. Бабушка может оставаться дома. Фрау Клари отбирает плохо связанные жаткой снопы и помогает мне стаскивать их в одно место. В полдень, когда мы устанавливаем куклы, солдат тоже работает с нами. Он рад, потому что, когда мы связываем куклы, он может погладить фрау Клари по руке. А я совсем не рад. Я им еще припомню! Фрау Клари прикладывает верхнее прясло, а наш солдат не принимает его: ему хочется опять погладить ее руку.
Я кричу:
— Смотри, смотри, фрау Клари, он тебя сейчас опять схватит за руку!
Фрау Клари краснеет, а наш солдат начинает свистеть сквозь зубы.
Дедушка ушел закашивать другую нашу полосу. Ему невмоготу видеть своего коня в одной упряжи с волом. Перед уходом дедушка проворчал:
— Мы не погонщики волов! Курам на смех такая упряжь. Рогатого бегемота с конем запрягли! Тьфу ты, пропасть!
После полудня мы возим рожь на гумно. Жатка отправляется к другим хозяевам, а вола нам оставляют, чтобы мы могли поскорей свезти снопы. Дедушка, конечно, отказывается править такой упряжкой и шагает поодаль от высоко нагруженной фуры, будто он и не наш дедушка вовсе. Срам, да и только!