Типа в сказку попал
Шрифт:
Лева у нас спец по выживанию и глупых советов не дает.
Тощая поглядывает на меня с повышенным вниманием. Типа, я тебе верю. Пока вижу. Ну, прям, вторая Ларка.
– Что там? – кивает на средний туннель.
Туда она намылилась, когда я сказал свое стой!.
– Там?…
Яма… круглая… каменная… глубокая… лестница в ней… спиралью… ступени… карниз…еще ступени, еще карниз… спускаюсь к центру, к свету… каждый оборот все меньше… узкий карниз… и вот я падаю, лечу вниз… свет притягивает…из тела что-то уходит… то, что уходит во
Нет! Не хочу!
Тощая стоит рядом, тянется рукой, но не трогает. И правильно делает. Не надо меня сейчас трогать. Страшно мне. Ударить могу. Она понимает и опускает руку.
– Что там? Ловушка?
Тихо так, насторожено спросила. Вроде того больного, что спрашивает у врача: У меня рак? И меньше всего хочет услышать да. Ответить Тощей нет я не могу. Только киваю.
– Тоже срабатывает на счет четыре?
Пялюсь на девку, будто совсем уж запредельное сказала она. Потом вспоминаю: сам же ее научил.
– Не-е. На счет раз это срабатывает. Раз – и тебя уже нет!
– Ты есть, – не соглашается. – Ты не попал в ловушку.
– Попал, – зачем-то спорю я. – Умер я в ней. Кажется.
Узкая ладошка покачивается у меня перед грудью. Вверх, вниз, влево, вправо. Линии на ладони красные. Яркие. Даже в полумраке видно.
– Ты не похож на мертвого.
А в голосе сомнение. Совсем немного, но я умею это слышать.
– А на живого?
– И на живого. Может, все ларты такие?
– Может. Я не специалист по ним.
– Я тоже.
Помолчали.
Стоим перед тремя тоннелями, выбираем. Блин, только камня не хватает, с надписью. Направо пойдешь – битым будешь, прямо – по шее накостыляют, а на лево свернешь – дома получишь. Твоя Василиса.
Ни меня, ни Тощую Василиса не ждала, вот мы и свернули налево. Девка как-то унюхала, что левый ход вниз ведет. А я возьми и брякни, что вниз катиться легче. Так и выбрали.
Идти действительно оказалось не трудно, только темно. Ну, к темноте я быстро привык. А тишина настораживала. Словно не девка впереди идет, а привидение на антиграве. Хоть бы сказала чего-нибудь.
Только подумал, она и сказала, будто мысли мои прочитала.
– А какая там ловушка?
Лучше б она молчала. Нашла тоже тему для разговора…
– Страшная, – выдыхаю гулким шепотом.
– Расскажи.
– А вдруг она услышит и сюда придет?
Дурацкая, понятно, отмазка, но очень уж не хотелось о яме рассказывать.
– Тогда не надо! – Девка, похоже, купилась. – Лучше скажи, откуда узнал про ловушку.
– А может, я сам в ней побывал?
– Ты не похож на Воскресшего.
– Откуда ты знаешь?
Ничего умнее не придумал спросить.
– Видела. Ты не такой.
Ну, дела! Тут, оказывается, и воскреснуть можно! Здорово. Или эта лафа не для всех?
– Так откуда узнал? – повторяет Тощая.
Вот привязалась!…
– Приснилось мне. Вот откуда!
При свете я бы такого не сказал. Но в темноте многое можно.
– А-а…
– От чего это тебе хорошо?
– Сну можно верить.
Уверенно так сказала. Как отрезала. Похоже, здесь другое отношение к снам. Если то, чего было со мной, сон. Но уж лучше сон, чем в натуре! В такой натуре пусть герои живут. Или самоубийцы. А мне и… хотел сказать:…и дома не плохо, но вдруг вспомнил, что дома меня поджарить хотели. Мне лучше домой не торопиться. Здесь тоже хорошо. В темноте. Не стреляют… больше. И пока не убивают. А что еще нормальному пацану надо? Немножко света и жратвы не помешало бы. Но и без них…
Света пришла. Тонкой полосой справа. Знакомого бледно-желтого цвета. Тоньше только и ниже.
Мы тут же – шире шаг. Даже этого света хватало пыль под ногами разглядеть и половину коридора. Тощая отлепилась от стены и пошла рядом. Ноги у нее длинные, да и я не слишком широко шагаю. Не по проспекту все-таки идем… ясным солнечным днем. А темной ночью мы крадемся на полусогнутых ногах…
Во, блин, только стихоплетства мне не хватает. На трезвую голову и пустое брюхо я такого наплету – все человеконенавистники умрут от зависти.
Разговор сдох. В темноте проклюнулся, а свет его безжалостно задавил. Так всегда бывает между малознакомыми.
Шли молча. Ходьба само по себе медитативное занятие, а по пустыне… Стоп! Пустыня была во сне. А здесь коридор, я и Тощая. Ну, еще пыль под ногами, что глушит шаги.
Так беззвучно мы и шли. А нам никто не мешал. Словно мы единственные живые в этом коридоре, а может, и во всем этом, по-дурацки построенном здании.
Не заметил я, когда полоса стала утончаться. Постепенно это происходило. Глаза привыкали, а мозги не ловили изменений. Вот когда свет совсем пропал, тогда и они очнулись: темно, однако, сообщили. А я и сам уже вижу, что темно. И что нитка света обрывается сзади. Метрах в двух.
Посмотрел на Тощую. У нее глаза блеснули в темноте.
– Давай к стене, – предложил.
Она пристроилась за мной. Блин! Лучше бы, как в прошлый раз.
Я пошел быстрее. Не люблю, когда за мной кто-то идет. Потом еще быстрее. И еще. Сзади слышалось дыхание. Тяжелое, горячее. Волосы на затылке шевельнулись. Воображалка тут же включилась и, вместо тощей девки, нарисовала жуткую зверюгу, что бродит темными коридорами и харчит заблудившихся туристов. Блин, с таким воображением надо дома сидеть и книжки писать!
Еще прибавил шагу.
…темной ночью мы крадемся на полусогнутых ногах…
В натуре ведь, на полусогнутых!
Впереди крутой спуск. Будто, с горы. Подниматься на такую с помощью рук пришлось бы.
Потом я услышал шаги. Свои. И Тощей. И остановился.
Если уж пыль здесь не держится, то…
Додумать я не успел. Девка врезалась в меня.
Испуганное ой! и твою мать! раздалось одновременно – и пол вырвался у меня из-под ног.
Зря я не пустил Тощую вперед, зря!