Тирант Белый
Шрифт:
Услышав слова философа, альгвасилы немедленно передали их королю. Тот, узнав о них, объявил:
Ради спокойствия моей души я желаю знать, как все было на самом деле; когда наступит ночь, приведите его ко мне так, чтобы никто не видел.
Когда философ оказался один на один с королем, тот спросил его, правда ли то, что рассказал альгвасил. Философ с полным спокойствием и решимостью ответил:
Ваше величество, вам сказали совершенную правду.
Тогда открой мне, откуда тебе известно, что я — не сын короля Роберта.
Это нетрудно понять и ослу, ваше величество, и вот почему. Во-первых, когда я объяснил вам, откуда такие уши у лошади, в то время как никто при вашем дворе
Если ты захочешь остаться у меня на службе, — предложил король, — я исправлюсь и сделаю тебя своим советником. Однако я желаю при том узнать про все достовернее.
Ваше величество, не делайте этого, — сказал философ, — ибо иногда и у стен есть уши. Не говорите никому ничего, потому что, как говорят в Калабрии, чем больше наговоришь, тем больше навредишь, и, чем больше чешешь, тем больше зудит.
Но король, сильно пристыженный, невзирая на нежелательные последствия, каковые могли из этого произойти, позвал к себе королеву, свою мать, и мольбами и угрозами вынудил ее рассказать правду о том, как она уступила желаниям и вожделению одного мельника[223] в городе Реджио[224]'.
А инфанта, едва философ был освобожден из-под стражи, призвала его к себе для беседы и спросила, что он думает о Филиппе.
Мне бы очень хотелось, — ответил философ, — прежде всего взглянуть на него.
Он не замедлит явиться, — заверила инфанта.
Она послала за ним пажа, якобы приглашая его танцевать.
А вы тем временем наблюдайте хорошенько, как он себя держит.
Философ хорошенько понаблюдал и сказал инфанте, когда все ушли:
У кавалера, которого вашему высочеству угодно было мне показать, написано на лбу, что он глубоко невежествен и скуп. А вам он приносит и принесет много беспокойства. Будет он человеком отважным, неустрашимым и удачливым в бою и умрет королем.
Инфанта глубоко задумалась, а потом сказала:
Я часто слыхала, что от того умрешь, чего боишься. И лучше я сделаюсь монахиней или женой сапожника, чем выйду замуж за такого, будь он даже королем Франции.
А король приказал изготовить великолепный полог из парчи, чтобы подарить его дочери в день свадьбы. И для этого в одной из комнат расстелили другой полог, совершенно белый, дабы по нему сшить парчовый. Когда новый полог был готов, их повесили на стоявшие рядом кровати. На кровать с парчовым пологом постелили покрывало, тоже из парчи, и простыни, которые инфанта приготовила к свадьбе. Подушки на ней лежали расшитые, так что она казалась роскошным ложем. Другая же кровать была совсем простой. Очень отличались они одна от другой.
Инфанта нарочно танцевала до глубокой ночи. Король увидел, что уже наступила полночь, и молча удалился, чтобы не мешать дочери веселиться. А поскольку начался дождь, инфанта послала к королю спросить, не возражает ли он, чтобы Филипп остался ночевать во дворце, вместе с ее братом, инфантом. Король отвечал, что будет этому очень рад.
Вскоре после того, как король удалился, танцы закончились, и инфант горячо просил Филиппа, ввиду того что была уже глубокая ночь, чтобы тот переночевал у них на
Филипп же весьма поблагодарил его, но отвечал, что отправится к себе. Инфанта взяла его за рукав и сказала:
Раз моему брату угодно, чтобы вы остались у нас, клянусь Богом — ночевать вам сегодня во дворце.
Коли так они этого желают, — заметил Тирант,— останьтесь, чтобы им угодить, а я останусь при вас, чтобы вам услужить.
Не нужно, Тирант, — возразила принцесса, — ведь в доме моего отца, моего брата и моем хватает слуг.
Она сказала это в сильном раздражении. Тирант понял, что его присутствие здесь нежелательно, и отправился вместе с другими в отведенные им покои. Когда они удалились, пришли два пажа с факелами и спросили Филиппа, не угодно ли ему пойти спать. А он отвечал, что исполнит все, что прикажут ему инфанта и ее брат. Те отвечали, что пора отойти ко сну.
Филипп поклонился инфанте и последовал за пажами. И привели его в комнату с теми двумя кроватями.
Увидев столь роскошное ложе, Филипп пришел в восхищение и решил, что лучше лечь на простую кровать. А когда он вечером танцевал, то немного порвал штанину. И подумал теперь, что утром встанет прежде, чем придут его товарищи. А пажи инфанты получили все необходимые указания от своей госпожи, которая тем временем спряталась в таком месте, откуда ей хорошо было видно Филиппа.
Тот обратился к одному из пажей:
Будь любезен, принеси мне иголку и немного белых ниток.
Паж направился к инфанте, а она уже поняла, что Филипп послал его, только не знала зачем. Инфанта дала иголку и короткую нитку. Паж отнес их Филиппу и застал его прохаживающимся по комнате. Паж, который оставался с ним, ничего не сказал ему.
Получив иглу, Филипп подошел к горевшему факелу и проколол прыщ на руке. Инфанта тут же подумала, что Филипп попросил иглу из-за прыщей, а он воткнул иглу в кровать, на которой решил спать. Потом он снял с себя плащ и остался в шитой золотом куртке. Он сел на кровать и начал расшнуровываться[225]. Когда пажи его разули, Филипп отослал их спать, приказав оставить факел зажженным. Слуги выполнили приказ и закрыли за собой дверь. Филипп встал, чтобы взять иголку и зашить штаны, и принялся искать ее по всей кровати.
Он приподнял одеяло и, рассердившись, так его тряхнул, что оно упало на пол. Затем он снял простыни и разобрал всю кровать, но так и не нашел иголку. Подумав было снова застелить кровать и лечь в нее, он увидел, в каком все беспорядке, и решил:
Да что там! Не лучше ли спать на другой, чем убирать эту?
Вот как пригодилась иголка Филиппу! Бросив всю одежду на полу, улегся он на парадную кровать. А инфанта, наблюдавшая за этой сценой, сказала своим придворным девицам:
Ради всего святого, полюбуйтесь, до чего велика мудрость иноземцев — и особенно Филиппа. Я сегодня, как уже не раз, хотела испытать его — с помощью этих двух кроватей — и думала, что, будь он грубым и жадным, он никогда не отважится лечь на такое роскошное ложе, но предпочтет более скромное. А Филипп поступил иначе: разобрал простую кровать, оставил одежду на полу и улегся в роскошную постель, дабы напомнить, что он — королевский сын и именно сие ложе подобает ему, отпрыску столь благородного, выдающегося и древнего рода. И теперь я убедилась, что доблестный Тирант как верный рыцарь всегда говорил мне правду. И все, что он мне нашептывал, служило лишь моему благу и моей чести. Я уверена, что философ не такой мудрый, как я думала, а потому не хочу я впредь советоваться ни с ним, ни с кем-нибудь еще, а позову я лучше завтра доброго Тиранта. Раз уж благодаря ему обрела я себе на пользу блаженство, пусть благодаря ему обрету я и покой.