Титан. Фея. Демон
Шрифт:
Потом из-за холма появилась атакующая колонна титанид, сопровождаемая стаей ангелов. Сирокко узнала Колыбельную, Кларнета и Фокстрота. Левое предплечье Кларнета покраснело от крови. Вооружение титанид составляли деревянные копья с латунными наконечниками и бронзовые мечи.
Голоса на боевые песни им уже не хватало, зато глаза все так же сверкали бешенством. Из ноздрей валил пар, а голая кожа поблескивала от пота. Прогрохотав копытами мимо фургона, они повернулись лицом к ангелам.
— Фургон им нужен для прикрытия! —
— А Билл? — крикнула в ответ Сирокко.
Мгновение Габи пристально смотрела ей в глаза. Казалось, она вот-вот заговорит — но затем она лишь прорычала что-то невнятное и отобрала у Сирокко свой меч. И с отвагой, подавившей всякое здравомыслие, встала у заднего борта фургона — лицом к налетающим ангелам. Сирокко снова видела только ее спину — пока Габи бесстрашно заслоняла свою любимую от надвигающейся угрозы.
Но ангелы не удостаивали ее вниманием.
Габи стояла, держа наготове меч, но ангелы облетали фургон с обеих сторон и бросались на выстроившихся позади него титанид. Шум поднялся невообразимый. Вой ангелов мешался с визгом титанид, пока многие десятки громадных крыл рвали воздух. И вдруг из пыльного облака к фургону вынырнула чудовищная фигура — кошмар в черно-бурых тонах, — чьи крылья двигались будто ожившие тени. Ангел этот был слеп — меч и копье бесцельно кололи, пока он тщетно пытался сориентироваться по миазмам.
Тощее тело казалось не больше, чем у десятилетнего ребенка. Из отверстой раны на боку бежала темная кровь.
Оказавшись как раз над фургоном, ангел вдруг решил швырнуть свое копье. Латунный наконечник пробил широкий рукав одеяния, и, впившись в пол, задрожал, будто пущенная из лука стрела. Затем ангел пронесся мимо, а из его шеи торчал деревянный дротик. Как он рухнул, Сирокко уже не увидела.
Стоило битве докатиться до фургона, как она вдруг закончилась. Вой перешел на другую ноту, ангелы поднимались в небо, быстро уменьшаясь на расстоянии, и брали курс на восток. Очень скоро видны уже были только их размеренно машущие крылья.
А на земле рядом с фургоном происходила отвратительная возня. Три титаниды топтали тело упавшего ангела. Изуродованный труп уже потерял всякое человекоподобие. Сирокко отвернулась. От потоков крови и убийственной ярости на лицах титанид ее нестерпимо затошнило.
— Как ты думаешь, почему они вдруг улетели? — спросила Габи. — Еще пара минут — и дело у них было бы в шляпе.
— Наверное, они узнали что-то, чего не знаем мы, — ответила Сирокко.
Билл смотрел на запад.
— Вон там, — сказал он, указывая. — Кто-то приближается.
Сирокко разглядела две знакомые фигуры. К ним полным галопом неслись Волынка и Банджо, пастухи.
Габи язвительно рассмеялась.
— Ты бы что посолиднее показал. А то Рокки говорит, одному из этих детишек всего три годика.
— Пожалуйста, вот тебе
Из-за холма, будто какая-то шутовская кавалерия, изливалась пестрая волна титанид.
ГЛАВА XVI
Произошло это через шесть дней после нападения ангелов, на шестьдесят первый день их появления на Фемиде. Сирокко лежала на невысоком столе, а ее раскинутые ноги крепились в импровизированных стременах. Кельвин был где-то рядом, но ей и видеть его не хотелось. Колыбельная, светловолосая титанидская лекарша, следила за операцией и пела Сирокко свои песни. Песни утешали, но не особенно.
— Шейка матки расширена, — сообщил Кельвин.
— В самом деле? Шейка, да еще и матки. В жизни ни о чем таком не слышала.
— Очень жаль. — Кельвин ненадолго выпрямился, и над хирургической маской Сирокко увидела его глаза и усеянный прозрачными капельками лоб. Колыбельная вытерла ему лоб, и Кельвин взглядом поблагодарил титаниду. — Можно эту лампу пододвинуть?
Габи переставила мерцающую лампу. От раскинутых ног на стенах висели громадные тени. Сирокко услышала металлический звон извлеченных из стерилизующей ванночки инструментов, потом до нее донеслось постукивание их по зеркалу.
Кельвину, конечно, хотелось получить инструменты из нержавейки, но титаниды таких не делали. Они с Колыбельной изрядно помучили лучших мастеровых, прежде чем Кельвин удовлетворился латунными орудиями.
— Больно, — проскрипела зубами Сирокко.
— Ну ты, доктор хренов, ей больно, — разъяснила Габи, словно Кельвин земной язык понимать разучился.
— Слушай, Габи. Либо ты помолчишь, либо лампу кто-то другой подержит. — Сирокко впервые слышала, чтобы Кельвин так огрызался. Ненадолго оторвавшись от работы, он вытер лоб рукавом.
Боль была не столь сильной, сколь постоянной. А еще трудно было понять, где именно болит — примерно как при воспалении среднего уха. Слыша и ощущая выскабливание, Сирокко по-тихому скрежетала зубами.
— Достал все-таки, — негромко сообщил Кельвин.
— Что достал? Ты что, уже это видишь?
— Ага. У тебя там длиннее, чем я думал. Н-да. Хорошо, что ты настояла на операции. — Кельвин продолжил выскабливание, время от времени прерываясь, чтобы очистить инструмент.
Габи, отвернувшись, принялась разглядывать что-то у себя на ладони.
— У него четыре ноги, — прошептала она и двинулась было к Сирокко.
— Уйди. Не хочу это видеть. Убери.
— Позвольте мне посмотреть? — пропела Колыбельная.
— Нет! — Отчаянно борясь с тошнотой, пропеть ответ она не сумела и энергично замотала головой. — Габи, у-нич-тожь это. Не-мед-лен-но. Слышишь меня?
— Ага, Рокки. Уже готово.
Сирокко испустила долгий вздох, который закончился всхлипом.