Титан
Шрифт:
Наверху рвались бомбы, стучали зенитки ПВО. Ник стал пробираться к ней сквозь толпу.
— Не будете возражать, если этот налет вместе с вами переждет одинокий американец? — спросил он.
— Не буду. Вы были на коктейле, не так ли?
— Верно. Меня зовут Ник Флеминг.
Она изумленно взглянула на него.
— Уж не тот ли Ник Флеминг, — заговорила она, — который является королем оружия?
— Человек никогда не поспевает за своей славой.
— Вот это здорово! Мне еще не доводилось встречаться с американскими миллионерами. Скажите, приятно
Он улыбнулся ее откровенности:
— Приятно, но не в день уплаты налогов.
— Хорошо бы денек побыть богачкой! Больше мне все равно совесть не позволит. Но в тот день я непременно сходила бы в «Гарродс» и купила бы все, что там на виду. Затем я пошла бы в «Фортнум» и купила бы весь их шоколад. И ела бы до тех пор, пока не лопнула!
— Насколько я понял, вы любите шоколад?
— Обожаю! Остается только удивляться тому, что я не чешусь и не толстею. Кстати, меня зовут Маргарет Кингсли. Я работаю в военном министерстве секретарем генерал-майора Фарнли.
— Ах да, я встречался с ним. Ничего, по-моему.
— Он милашка, только слишком много курит! Я ему говорила, что в конце концов это сведет его в могилу, но он не слушает.
— Могу себе представить. Думаю, вы не откажетесь пообедать со мной в «Кларидже»? Когда кончится налет.
Выражение ее лица чуть похолодело.
— О, начинается, — вздохнула она. — Вы, американцы, все такие хищники. Прямо как в ваших фильмах. Я думаю, вы должны знать, мистер Флеминг, что я состою в очень счастливом браке, мой муж лейтенант королевского флота, и я не хочу, чтобы ему кто-нибудь рассказывал о том, что видел меня в роскошном ресторане в обществе лихого американского миллионера. Так что благодарю вас, мистер Флеминг. А что касается обеда, то у меня дома есть остатки пирога с почками. Очень даже неплохо. И бифштекса никакого не надо.
— Не хотел показаться вам хищником. Между прочим, я тоже состою в очень счастливом браке. Просто… — он пожал плечами, — мне стало одиноко.
Прямо над их головами раздался мощный взрыв. Освещение в бомбоубежище на секунду поблекло. С потолка посыпалась штукатурка. Сильно побледневшая Маргарет посмотрела вверх.
— Эта едва не скатилась к нам, — прошептала она. — Не хочется об этом думать, но Гитлер бомбит нас все сильнее.
— Мне нравится ваш пирог с почками, — заметил он. — И не надо никакого бифштекса.
Она обеспокоенно посмотрела на него:
— Нет, я серьезно… Надеюсь, вы не станете…
Он улыбнулся.
— Против дружбы не будете возражать? — спросил он.
Она пристально взглянула ему в глаза, медля с ответом.
— У меня дома беспорядок, — сказала она. — Но даже уборка мало что изменит к лучшему. Не хочу, чтобы миллионер еще воротил от меня нос. Надеюсь, у вас нет аллергии на кошек? Я не стану выгонять Мейбл на лестничную площадку из-за мужчины. Тем более короля оружия.
— Вы почему-то упорно упрекаете меня за мое богатство.
Она рассмеялась:
— А как же мне этого не делать, ведь я убежденная социалистка!
Он удивился:
— О, в таком случае, может быть…
— Нет
«Боже правый! — подумал он. — Во что я лезу?»
Нику Флемингу никогда даже и в голову не приходило, что социалистки могут быть сексуальными.
Она жила в Эрл Корт, а ее квартира вовсе не была ни мрачной, ни трущобной. Она располагалась на втором этаже краснокирпичного здания, которому Ник про себя дал лет пятьдесят-шестьдесят. Над крыльцом тяжелыми викторианскими буквами было выведено: «ДОМА ЧЭТАМА». Маргарет задернула светомаскировочные шторы и включила свет. Ник обнаружил, что находится в комнате с высоким потолком. Конечно, богатая леди только презрительно фыркнула бы, оглядевшись вокруг, но Ник нашел комнату удобной и милой.
— А вот и моя Мейбл! — радостно воскликнула Маргарет. Ник увидел зловещего вида черную кошку, которая громко мяукнула и бросилась на руки своей хозяйке. — Ну разве она не красавица? Вам лучше быть с ней повежливей. Если вы не понравитесь моей Мейбл, она может навести на вас порчу! Мейбл, это мистер Флеминг. Скажи ему: «Здравствуйте». Ну?
Мейбл зашипела. Ник стал оглядываться вокруг. Комната была заставлена старинной, но не богатой мебелью, включая просиженный плюшевый диван, на котором в беспорядке были разбросаны журналы и книги. Стены были оклеены дешевыми розовыми обоями, правда, сильно запачканными, но вообще-то веселыми. В углу комнаты стояло старое пианино, заваленное нотами. В рамке висела фотография, на которой был изображен молодой человек в морской форме.
— Это мой Джонни, — сказала она, выпустив из рук кошку. — Дух захватывает, как красив! Я познакомилась с ним в прошлом году в школе экономики на лекции по истории профсоюзов. И сразу влюбилась! Он служит на миноносце, но точно не знаю где.
— Сколько времени вы за ним замужем?
— Два месяца, — небрежно ответила она. — Как вы сами видите, я безнадежная домохозяйка. Мой отец был приходским священником в Линкольншире. Он, как и мать, любил порядок в доме. У нас каждая вещь имела свое определенное место. А эта отвратительная неразбериха — мой протест. И еще социализм. Хотите выпить? У меня есть немного итальянского красного, которое полезно для кишечника.
— Неплохо бы.
Он провожал ее взглядом, когда она ушла в крохотную кухню. «Выпью немного и отчалю, — думал он. — Она восхитительная, но такая же чокнутая, как и ее квартира».
Она вернулась с бутылкой и двумя бокалами.
— Мне ужасно понравился сегодняшний коктейль, а вам? — спросила она, разливая вино. — И Гитлеру непременно нужно было испортить все своими проклятыми бомбами! Это же надо! Выпьем. — Она подняла свой бокал, пригубила и поморщилась. — О Боже, какое отвратительное! Пахнет овчиной! — Она плюхнулась в пухлое и протершееся кресло. — А где ваша жена?