Титан

Стюарт Фред

Детективу Франку Мак-Гиннису было тридцать четыре года, он имел двадцать фунтов избыточного веса, привычку одну за другой курить «Лакки страйк» и трех детей в Куинсе. По роду его деятельности Мак-Гиннису приходилось видеть всякие трупы: обезглавленные, отвратительных «пловцов», которых доставали из водоемов — мрачные напоминания о жестокости и дикости, царившей под яичной скорлупой американской цивилизации. Поэтому когда он стоял у края неглубокой могилы за задней стенкой убогой хижины в лесу северного Нью-Джерси и смотрел на тело молодой девушки, оно не шокировало его своим видом, хотя и было уже охвачено процессом разложения.

Зато оно потрясло человека,

который стоял рядом с детективом, ибо Ник Флеминг смотрел сейчас на печальные останки своей дочери.

— Это Виктория? — спросил детектив.

— Д-да…

Отгоняя дурноту, Ник повернулся и зашагал к своему лимузину. Несколько недель он цеплялся за слабую надежду на то, что его Викки все еще жива. Теперь эта надежда была так же мертва, как и его любимая дочь.

Он оперся о крыло своего «роллса», разглядывая полуразвалившуюся хижину, которая словно вжалась в землю под низким серым небом. Викки, которая имела все в своей короткой жизни, умерла в этом мерзком грязном месте, и ее тело было отрыто бродячей собакой.

Как это гнусно, страшно и несправедливо!

Детектив Мак-Гиннис закурил сигарету и тоже направился к автомобилю, оставив у могилы фотографов из Нью-Джерси. Сверкающий боками «роллс-ройс» с кожаными сиденьями и изготовленным на заказ баром восхищал его. Его сжигало любопытство: сколько стоит эта машина? Сорок тысяч? Пятьдесят? Немыслимая для Франка Мак-Гинниса сумма. Ему еженедельно выдавали на руки какие-то сто двадцать пять долларов. Ему до сего дня никогда не приходилось лично встречаться с промышленными воротилами, но прессу по данному делу он читал с жадностью мелкого актера, выискивающего упоминание о себе в газетах. «Титан», «газетный царь», «миллиардер» все эти эпитеты, которыми журналисты награждали Ника Флеминга, были так же малодоступны воображению детектива, как и этот «роллс». Что уж говорить о миллиарде, когда обладание всего одним миллионом долларов уже казалось ему нереальным. Странно, но Мак-Гиннис ощущал больше чистое любопытство, чем зависть. Ник Флеминг оказался таким же человеком, как и он сам. Он, как и все люди, пользуется туалетом, чистит по утрам зубы, занимается любовью с женщинами… Разве нет? И он скорбит над телом погибшей дочери совсем так же, как скорбил бы он, детектив Мак-Гиннис. Странно, но именно зверское убийство невинной девушки сблизило этих двух людей, которые принадлежали к совершенно разным мирам. Точно так же немецкие бомбежки сплотили лондонцев, относившихся к разным социальным слоям. Франк Мак-Гиннис не был философом, но ему вдруг пришла в голову мысль, что человек человеку становится братом только в беде.

— Мне кажется все это бессмысленным, — сказал Ник, когда к нему подошел детектив. — Вот уже несколько недель я ломаю над этим голову и не могу ничего понять! Я пробую поставить себя на место Слэйда… Но это не помогает. Слэйду было известно, кто она такая, с кем она была помолвлена и даже то, что она пошла в тот день завтракать в «Павильон». Но если он хотел похитить ее, то почему сделал это так открыто? Зачем он пошел в известный ресторан, где его не могли не заметить люди? Заметить и потом, возможно, вспомнить. Он должен был знать, что Викки совершенно свободна в своих передвижениях по городу. У него были десятки возможностей похитить ее без свидетелей.

— Может, и нельзя было. Я имею в виду, что, подойдя к ней в безлюдном месте, он возбудил бы у нее подозрения. Ему нужно было выманить ее обманом. И это сработало. К несчастью. Ваша дочь не села бы в любую машину, только для того чтобы прокатиться.

— Да, и я так думаю. И все-таки он делал все с таким для себя риском… Или он настолько глуп, что не понимал всех последствий своего появления в ресторане… В этом я сомневаюсь…

Или ему было абсолютно наплевать, узнают его или нет. Он должен был знать, что в ФБР на него давно лежит карточка, при помощи которой его личность быстро установят. А какие у него были мотивы? Если это сексуальный маньяк и псих, то зачем ему потребовалась именно моя дочь, из-за которой ему пришлось так рисковать? Он должен был предполагать, что его преступление получит небывалую огласку. Почему бы, скажем, не заманить в кусты какую-нибудь девочку из маленького городка? Я понимаю, что это звучит цинично, но я просто хочу его понять. Если бы, скажем, он задумал брать выкуп, то тогда ясно. Но, как выяснилось, ему не нужен был выкуп! Я не вижу в его действиях смысла!

Он с силой ударил кулаком по крылу машины. Детектив Мак-Гиннис не знал, что сказать, поскольку для него во всей этой истории тоже не виделось ни крупицы смысла.

— Она была доброй девочкой, — проговорил Ник. — Милой девочкой. Но я знаю, что у нее были свои хитрости! Она, например, любила каждую минуту чем-нибудь шокировать окружающих. Да… Но это был чистый, добрый ребенок. Любящая дочь. А теперь…

Он не договорил, и Мак-Гиннис увидел, что миллиардер вновь борется со слезами.

— Когда они возьмут Слэйда, — продолжал Ник, — а я уверен, что сто рано или поздно возьмут… Только сознание этого не дает мне сейчас сойти с ума… Если сцапают этого монстра, я хочу присутствовать, когда его будут сажать на электрический стул. Я хочу смотреть, как он умрет.

Он сел на заднее сиденье своей машины и захлопнул дверцу. В течение всей своей жизни Ник был хозяином положения, теперь же он чувствовал себя абсолютно беспомощным…

Возвращаясь в город, он размышлял о своей жизни. Сначала он потерял Эдвину. Случайность военной поры. Теперь он потерял Викки, и это выглядело как случайность мирного времени. Всю жизнь насилие жестокого века окружало его. Насилие войн, революций, жестокость коммунистов и фашистов, а теперь вот еще жестокость отдельной уголовной твари. Он сознавал, что его желание видеть смерть Слэйда на электрическом стуле — это жестокое желание, хоть и оправданное в данных обстоятельствах.

Ник был агностиком, но сейчас вдруг стал думать: а нет ли во всех этих его утратах некоей божественной кары? У него была возможность уйти из военного бизнеса, но он поддался уговорам своих детей. Может, это месть тех миллионов людей, что были загублены бомбами, пулями, пулеметами, пушками и танками, которые выпускала его компания? Ник не верил в сверхъестественное, но он был так потрясен видом той страшной, разрытой собакой могилы, что никак не мог отделаться от этих мыслей.

Что же делать?

Именно тогда в его сознании возникла идея «Флеминг фаундейшн». Он тут же представил себе циников, которые назовут это средством отмывания миллионов, но Нику было плевать на то, что они скажут. Он чувствовал, что способен создать нечто положительное из своего богатства, созданного на отрицательном, на насилии. Конечно, ничто уже не вернет ему Эдвину и Викки, не воскресит и миллионы погибших от его оружия.

Но это послужит им лучшим мемориалом.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

— Диана! — Ник протянул к ней руки и улыбнулся, когда она входила в гостиную его нью-йоркской квартиры. — Сведения, полученные мной, оказывается, верны, — воскликнул он, взяв ее за руки. — Ты красивая женщина! Поздравляю.

— Спасибо, Ник.

— Я оценил твое письмо насчет Викки. Спасибо, что ты вошла в мое положение, поняла меня.

— Я была так потрясена, услышав обо всем происшедшем! Могу себе представить, что ты пережил.

Он покачал головой.