Титан
Шрифт:
— Нет, — спокойно ответил он. — Не думаю, что ты можешь себе это представить. Это было самое сильное потрясение для меня со времени… — Он сделал паузу, — убийства Эдвины.
Наступило молчание.
Затем он заставил себя вежливо улыбнуться.
— Ну, садись. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Мартини, пожалуйста. Я позволяю себе это ежедневно. — Она стала осматривать громадную гостиную с полотнами Гогена, Пикассо «Клоуны» 1918-го года и Матисса. — У тебя замечательная квартира. Неужели ее обставляла Лора?
Она опустилась на диван, а Ник принес ей мартини.
— Лора? Ее это
Диана улыбнулась.
— Вспоминаю ее парижскую квартиру. Все эти идиотские медвежата, ленточки, бантики… — Она взяла бокал. — Спасибо.
Ник присел рядом и поднял свой бокал.
— За нас, — сказал он. — Давно не виделись.
— Аминь.
Они чокнулись и выпили.
— А где Лора? — спросила Диана.
— Лежит с простудой. Просила меня передать привет от ее имени.
Диана улыбнулась.
— Она просто не хочет видеться со мной, не так ли? — спросила она. — Наверное, я напоминаю ей о многом из того, о чем она хочет как можно скорее позабыть.
— Ты права. Мне не стоило с самого начала валять перед тобой дурака, Диана. Она действительно не хочет с тобой видеться. Сказала, что хочет побыстрее изгнать из памяти и оккупацию, и «Семирамиду», и… генерала фон Штольца.
— Я не упрекаю ее. Я сама приложила все силы к тому, чтобы забыть об этом. Скажи… ты счастлив с Лорой?
Он ответил не сразу:
— Конечно. А как у тебя дома? Ты кого-нибудь нашла себе? С твоей-то внешностью… Полагаю, уже, по меньшей мере, пол-Европы у твоих ног?
— Ты мне льстишь. Но у меня и правда есть один милый итальянский граф. Он старше меня, но это просто удивительный человек! Интеллигентен, умен и при этом добр. Мы встречаемся уже несколько лет. Я его очень полюбила.
— Хорошо, рад это слышать. Сколько времени пробудешь здесь?
— Десять дней. Я планировала сделать кое-какие покупки и просто… посмотреть на город. Соскучилась по Нью-Йорку. — Она помолчала, потом грустно добавила: — И по Америке. Представляешь, я не видела ни Рокфеллеровского центра, ни Эмпайр Стэйт-билдинг, ни моста Джорджа Вашингтона — ничего! Последний раз я была здесь больше тридцати лет назад. Чувствую себя настоящей туристкой.
— Хочешь, я буду твоим гидом?
— О, Ник, это было бы так мило с твоей стороны, но ты ведь очень занят?
— Вовсе нет. С удовольствием покажу тебе город. Это поможет мне немного отвлечься… Могу заехать за тобой завтра утром в отель. Скажем, в десять? Я покажу тебе все, что было построено в Нью-Йорке после двадцатого года. Потом мы вместе позавтракаем.
Она рассмеялась.
— Похоже, у меня будет очень загруженное утро! Но, — мягко прибавила она, — восхитительное! С нетерпением буду ждать тебя завтра.
Их взгляды встретились. Ее мысли перенеслись на много лет в прошлое, в тот пустой дом на пляже пролива Лонг-Айленд, где она познала свою первую любовь с этим человеком, где она заразилась им, как говорит Альдо.
Вопрос был в том, действительно ли она хочет излечиваться от своей болезни?
— О Господи, на самом деле впечатляет! — воскликнула она следующим утром, стоя рядом с Ником на смотровой площадке Эмпайр Стэйт-билдинг
— Вот и я говорю: Кинг-Конга поймешь только тогда, когда заберешься на такую высоту!
— Кстати, «Кинг-Конг» был любимым фильмом Гитлера. Этот и еще один, снятый в 1931 году, — «Танцы на конгрессе». Геринг рассказывал мне по секрету, что фюрер смотрел его десятки раз и с большим удовольствием. Там речь идет о Венском конгрессе и об одной девушке из обслуживающего персонала, которая завела роман с русским царем. Громадная обезьяна, карабкающаяся на крышу Эмпайр Стэйт-билдинг с хрупкой девушкой в лапах, с которой она даже не может заниматься любовью, и, с другой стороны, обычная молодая крестьянка, ложащаяся в постель с царем… Я всегда полагала, что эти две картины много говорят о самом Гитлере…
— Да, думаю, ты права.
— Ну что ж, вид, и правда, замечательный, но я потихоньку начинаю замерзать.
— Следующая остановка — Рокфеллеровский центр. Потом завтрак. Кстати, я попросил свою дочь Файну присоединиться к нам перед завтраком на стаканчик коктейля. Я очень хочу, чтобы ты с ней познакомилась. Она сейчас подает надежды как актриса. Ее настоящий отец — Род Норман.
Диана резко повернулась и остро взглянула на Ника, запахнув свою норковую шубу.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что убийца, которого ты наняла, по ошибке разделался с ее отцом. Она не знает об этом, и я не собираюсь ей рассказывать.
— А ей известно, что Род Норман является ее настоящим отцом?
— Да, Эдвина рассказала ей. А потом Файна рассказала Викки, а Викки рассказала Хью… Теперь об этом знает вся семья, но никто не знает, кто нанял того убийцу.
Диана нервно передернула плечами.
— Господи, ты напомнил мне о моей ужасной вине, — прошептала она. — Но, по словам Кемаля, все это выглядело легко и просто… Так логично… — Она печально вздохнула. — Но я сполна расплатилась за это. Семь лет в турецкой лечебнице для душевнобольных. Почти семнадцать лет с вуалью на лице. Днем и ночью. Ни друзей, ни возлюбленных… Ужас при мысли о том, что кто-нибудь увидит мое лицо. Не думай, я не пытаюсь разжалобить тебя. Просто хочу сказать, что искупила вину за то, что сотворила с Родом Норманом. И за то, что планировала сотворить с тобой. Не хочу сказать, что теперь это уже не кажется мне преступлением. Просто я искупила вину. Ты меня когда-нибудь простишь за это?
Он пристально взглянул ей в глаза. Тысячи мимолетных воспоминаний пронеслись у него в голове.
— Да, — сказал он после долгого молчания, — мы доставили друг другу так много боли и страданий, потому что однажды любили друг друга. Наверное, это была сильная любовь, раз она породила такую жестокую реакцию.
— Я все еще люблю, — сказала она тихо.
Внезапный порыв сильного ветра захлестнул смотровую площадку здания.
Она улыбнулась.
— Прости, я тебя смутила, — сказала она. — Больше не буду. Пойдем смотреть Рокфеллеровский центр. И, Ник, я отлично провожу сегодня время, так и знай. Большое спасибо тебе.