Титановый бардак

Номен Квинтус

— А КУРС тогда зачем в Оренбурге Бисноват делает?

— Какой курс? — решила уточнить Ира.

— Кумулятивный управляемый ракетный снаряд, это ПТУР наш. Но Бисноват их пока максимум полсотни в сутки делать может.

— Если бы полсотни, — вздохнула Оля, — у него хорошо если пару десятков в день выпускать получается. Там порох конопляный, который Бауман-старший делает, а вот с коноплей у нас напряг серьезный, до осени пополнения не ожидается.

— Ну, тогда конечно… то есть все плохо?

— Правильнее сказать «не все еще хорошо». Но одно то,

что мы Белоруссию удержали, очень много жизней спасет. Да и блокады Ленинграда скорее всего не случится.

— А тогда на кой хрен мы метро под Ладогой выстроили? — сердито пробормотала Ира.

— А если бы у нас не получилось так фронты держать? Да и в любом случае лишняя железная дорога туда не помешает, мы же сейчас именно по ней и бомбы, и топливо для наших самолетов в Ленинград и возим. Ты же вроде фиников в кизяк вбамбливать собралась, а для этого и керосина много нужно, и бомб. Кстати, когда думаешь процесс начинать?

— Уже. Я надеюсь, пока мы тут по столицам разъезжаем, окружение Выборга уже полностью выбомбили: по плану там как раз к обеду должны были порядка тысячи тонн чугуния финикам на головы высыпать мелкими порциями. Домой прилетим — уточним диспозицию…

Дома, уже за ужином разговоры «про войну» продолжились:

— Я вот одного понять не могу, — начала Аня, — почему на Украине у нас с авиацией так хреново? Там же только новеньких Поликарповских истребителей под тысячу.

— Было под тысячу, — недовольным голосом ответила Ира. — Но ты просто не учитываешь того печального для нас факта, что британцы с немцами не воюют, а в нашу войну у Гитлера семьдесят процентов авиации как раз против Англии было задействовано. Так что сейчас против нас у фашиста истребителей больше четырех тысяч, бомбардировщиков шесть с лишним тысяч, да еще всякие Румынии с Венгриями под тысячу машин на юг подбросили. А когда фашисты поняли, что у нас их просто валят пачками, они большую часть авиации как раз на Украину и перенаправили. И надо учитывать, что еще тысячи полторы «французов» уже подтянулись, так что если считать по головам, то у немцев в воздухе должно быть тотальное превосходство.

— Должно?

— Вот именно, все же Баранов и Жикарев смогли что-то сделать, и превосходство хотя у немцев и есть, но отнюдь не тотальное. Но опять же: большинство командиров авиаполков ссут докладывать о высоких потерях и стараются снизить их просто не пуская самолеты в небо.

— А чего ссать-то?

— Они знают, что этот, извини за выражение, маршал победы или кукурузник за высокие потери в полку комполка и расстрелять не постесняются. Прецеденты уже были…

— Как думаешь, Сталин их расстреляет?

— Я не думаю. Но знаю: если не расстреляет Сталин, то у нас есть хороший человек Петруха, он справится.

— Даже не почешусь, — усмехнулся Петя, — Скорохватов уже приказ получил, что если эти два до пятнадцатого останутся на свободе, чтобы к вечеру их нужно было хоронить.

— Света говорила, что еще какого-то финна надо…

— Уже не надо.

— Света передумала?

— Шальной

финский снаряд, никто, понимаешь, не застрахован…

— Света сказала, что вообще весь Коминтерн валить надо, кроме Димитрова и Готвальда, — задумчиво произнесла Гуля.

— Мне она такого не говорила.

— Мне говорила, потому что тебя это не касается.

— Как это? Удобный случай все списать на фашистских диверсантов.

— Нет, ситуация не та, чтобы людей диверсантами еще запугивать. А вот пьянство и стресс подойдет. Жалко только, что там только Готвальд — хронический алкоголик. Хотя, может, оно и к лучшему: Сталин его уже просил вылечить, так я и вылечу. А другие пусть с расстройства какого-нибудь напьются до потери пульса или, скажем, инсульт от переживаний схватят.

— А есть кому работать?

— Хы, ты все еще думаешь, что Крупе лично я помогала с супругом встретиться? Персонал-то там лично я готовила… не весь, но нам хватает.

— Блин, у нас война, а мы тут обсуждаем, кого и как из руководства страны завалить, — с тоской в голосе высказался Валера.

— Не из руководства, а из стаи скрытых врагов. Которые, кстати, в том числе и нам сильно мешают страну все же спасать. Или ты считаешь, что Хрущев или этот хохлонацист, как его, Мануильский, пользу Союзу наносят?

— С историей у меня всегда плохо было, так что спорить по персонам не буду. Но убивать…

— Валера, на войне как на войне. Жуков уже убил триста тысяч советских людей, сколько еще все эти коминтерновцы уничтожат…

— Валер, не о том думаешь, — прервала Гулину «воспитательную лекцию» Оля, — у тебя пуск нового реактора на носу. Кстати, чтобы тебе всё понятно было: через коминтерновцев из СССР было выведено — а по сути украдено — денег столько, сколько на шесть АЭС хватило бы.

— Россказни перестроечных открывателей правды?

— Россказни, но не их, а мои, — усмехнулся Петруха. — Это лишь те деньги, которые я вернуть смог. Иосиф Виссарионович не просто же так Коминтерн в позапрошлом году так тщательно прореживал. Кровавый, понимаешь, режим: его грабят, а он отбивается как может.

— Всё, понял, дальше можешь не продолжать. Кстати, Оль, отметь у себя в планах: ребятишки из института Хлопина у нас исследования закончили, тоже решили, что реактор можно во все трубы грузить. Все пока не будем, у нас турбогенераторов нет, но резервный запустим шестнадцатого июня и будет у нас на сотню мегаватт больше.

— Это не может не радовать, а что все же с Ярегой?

— Оль, ядерная техника — это прежде всего безопасность. Если все проверки пройдут, то запустим в конце августа, а не пройдут — сам господь бог сроков не назовет. Пока вроде все нормально, каландр и все внутри него все тесты прошли, сейчас идут проверки второго контура и собственно электрической части. Кстати, титановый завод тоже уже все тесты прошел, сейчас уже потихоньку продукцию выдает — от угольной станции, но там пока получается только пару колб одновременно загружать, так что мы имеем всего лишь пару тонн титана в сутки.