Титановый бардак
Шрифт:
Но главным направлением удара на Прибалтийском фронте было наступление на Августов-Сувалки, где РККА сосредоточила только танков чуть больше тысячи штук — так что наступление «получилось»: Августов был немцами оставлен без боя седьмого вечером, в Сувалки были взяты штурмом к обеду восьмого. Оказалось, что БРДМ с автоматической пушкой двадцать три миллиметра и Т-50 с сорокапятимиллиметровым «автоматом» очень неплохо проявляют себя в городских боях. Ну, это если «боеприпасов немеряно» — но оно так и было. Все же в Гродно получилось сделать очень приличные запасы, а возить снаряды даже на сотню километров,
Вечером восьмого Борис Михайлович обсуждал с Яковом Александровичем положение в Прибалтике и ближайшие перспективы наступления:
— Откровенно говоря, меня удивляет лишь то, с каким упорством сопротивляются немцы. Ведь они не могут не видеть, что наступающие части имеют подавляющее преимущество…
— Яков Александрович, германец, как вы и сами знаете, противник очень непростой и упорный. А еще многолетняя, как говорит Светлана Юрьевна, промывка мозгов. К тому же они всерьез-то по этим мозгам еще нигде не получали, подавляющее большинство уверено, что это лишь случайное и временное поражение…
— Так-то оно так, однако наши потери, по моему мнению, неоправданно велики.
— Вы там в Боровичах у себя вконец зазнались! Даже по самым пессимистичным докладам наши потери — причем, прошу отметить, в наступлении, и с меньшими, чем у противника, силами — почти впятеро меньше германских.
— Вот я и говорю: неоправданно велики. В Литве мы теряем в двенадцать раз меньше противника, в Эстонии разница в пятнадцать раз, про Латвию я вообще не говорю, а почему? Мы там снарядов не жалеем, а тут…
— Я весьма уважаю ваш опыт и знания, но все же, согласитесь, вы ориентируетесь на победу в битве.
— И что не так?
— А нужно все же думать о победе в войне. Мы действительно сейчас способны весь фронт с германцами с грязью перемешать за день, но тогда на второй, может быть на третий день нам просто будет не из чего стрелять. А ведь мы растягиваем свой фронт против именно германцев, причем на очень важном для них направлении — и они со дня на день подтянут резервы…
— С резервами вражескими пусть Голованов разбирается, у него есть чем.
— Мы возвращаемся к той же ситуации, почти к той же: Александр Евгеньевич может на этот фронт направить до пяти сотен ДБ-3, Ирина Владимировна еще чуть меньше тысячи Арок, и даже обеспечить все это мощным истребительным прикрытием. Но средний остаточный моторесурс на машинах Ильюшина составляет менее тридцати часов, а на Арках — менее двадцати. При этом Шахурин обещает в месяц поставлять до пятисот моторов к Илам, большей частью с капитального ремонта, а с моторами на Арки вообще пока непонятно, так что приходится нам наступление оплачивать жизнями наших бойцов. Но я опять повторю: потери один к пяти в наступлении — это невероятный успех. Тем более, что благодаря нашей военной медицине больше девяносто пяти процентов раненых восстанавливаются. Да, половина из них в армию, скорее всего, не вернется…
— Это я знаю, Гюльчатай Халматовна отдала приказ, что после ранения из госпиталей на фронт будут возвращаться лишь добровольцы… я с этим категорически не согласен, но пока Ставка ее поддерживает.
— Как раз те, кто воевать оказывается в состоянии, в большинстве своем желание вернуться
— Какие? Самые опытные бойцы заменяются на необученную молодежь?
— Вы, Яков Александрович, столько лет в Боровичах провели…
— В Боровичском районе, я в городе разве что наездами бывал.
— Но военно-медицинский институт в вашем же городке размещен? Я это к чему: с товарищем Суховой вы бок о бок много лет проработали, а так её и не узнали. Всех бойцов, кто после ранения относительно восстановился, по ее приказу отправляют, в общем-то, на домашнюю реабилитацию на полгода. С целью, чтобы у женатых семьи росли, неженатые эти семьи завели. А когда они снова на фронте понадобятся, их вернут. И пойдут они защищать в том числе и свои семьи, своих детей. Вы слышали, что если боец оставляет в тылу беременную жену, то ей — не ему, а ей — выплачивается разово полугодовой оклад и ежемесячно приличное пособие на ребенка, причем она еще освобождается от платы за жилье, а в деревнях ей бесплатно доставляется топливо для дома, еще куча благ добавляется? По сути, Гюльчатай Халматовна говорит каждому бойцу: даже если ты погибнешь за Родину, семья твоя будет обеспечена всем необходимым, а дети твои продолжат твой род и твое дело. Это очень важно, особенно во время войны… Ладно, как там ваши ребята в Эстонии?
— Где-то час назад вышли на берег озера Вирц на юге, а на севере до Таллина остается пройти километров восемьдесят. Эстонцы сопротивляются, конечно, но настоящие бои там идут только с вермахтом, а у немцев войск в Эстонии маловато для серьезного сопротивления… Что я смешного сказал? — поинтересовался Слащев, увидев широкую улыбку на лице Шапошникова.
— Сейчас, если я не путаю, правильно говорить «до Колывани». Ольга Дмитриевна…
— А, вы об этом. Нет, это не Ольга Дмитриевна, у нас Светлана Юрьевна так борется «за чистоту языка и патриотическое самосознание». А раз она всей печатью учебников и карт заведует, то мы и видим на картах то, что видим.
— Наверное, это не совсем правильно, но с ней я спорить точно не буду. Раз ей так хочется, то пусть будет Колывань. А когда окончательно победим, разберемся.
Двенадцатого, в понедельник, все попаданцы снова собрались вместе. Не ради очередного обсуждения срочных задач, а просто за завтраком. Но ведь молча поглощать пищу — это не в привычках советского человека, обязательно нужно обсудить мировые проблемы…
— Ну всё, сегодня Колывань возьмем, — начала «обсуждение» Света.
— Свет, ну ты уже достала всех со своей Колыванью, — отреагировал Петруха. — Ревель это, Ревель!
— Петь, нам не нужны топонимы, присвоенные оккупантами. Так что будем использовать исторические названия. Кстати, Колывань — в отличие от того, что думают большинство трибалтийских нацистов — вовсе не русское название, а историческое название, присвоенное городу древними эстами, в честь прародителя этих самых эстов Калева. Так что мы просто возвратимся к истокам…
— Ну, тебе виднее. Мне-то вообще плевать, хоть горшком называй.
— Не буду горшком называть. Кстати, ты подумал насчет Фитина? Если Сталин его по нашим предложениям с разведки снимет, то кого вместо него предложим?