Титановый бардак
Шрифт:
— Да срать нам на другие страны, — в своей обычной грубой манере ответила на вопрос Сталина Ирина Алексеевна. — Из других стран нас может волновать лишь реакция США, а они уже заранее согласились с тем, что война в Европе, и все ее последствия Америки не касаются. Германия хорошо если до следующей зимы продержится, с британцами у нас и так официально война идет.
— Но мы с ними сейчас не воюем.
— Вы не правы, — отреагировал Климов, — мы воюем, просто не очень интенсивно. Британцы нам обрезали всю торговлю через Атлантику, и то, что мы туда свой флот не направили — это
— Вам нынешней войны мало?!
— Мы всего лишь задавим гадину в собственной берлоге, — довольно равнодушным тоном ответил Петр Евгеньевич. — А если мы этого не сделаем, что через несколько лет нам все равно придется с ними воевать, и я не думаю, что тогда для нас условия будут лучше. Так что нужно пользоваться нашим превосходством, временным превосходством, причем исключительно ради того, чтобы сделать это превосходство уже постоянным. Раз Хокон согласен отдать нам Шпицберген…
— А вы можете объяснить, зачем Советскому Союзу нужен этот Шпицберген, да и Финнмарк? Нам кажется, что одной Финляндии… откровенно говоря, я до сих пор не понимаю, почему я согласился на предложение Ольги Дмитриевны по Финляндии.
— Ну, если не считать того, что в Киркинессе мы через полгода максимум сможем производить для Советского Союза минимум полмиллиона тонн стали в год…
— Нам кажется, что в свете геологических открытий Александра Васильевича у нас и без того есть, куда направить силы для выработки стали.
— Ну и я о том же: если эти полмиллиона стали не считать. На Шпицбергене много угля…
— А вам не кажется, что даже из Кузбасса или из Воркуты уголь возить ближе и дешевле?
— Ближе. И дешевле, но в золе из угля со Шпицбергена того же германия на порядки больше, чем даже в золе из Тульских шахт. И галлия дофига.
— Так, а для чего этот германий нужен? Почему он важен настолько, что мы… что вы готовы рискнуть обострением отношений со множеством стран?
— Ну, как бы это объяснить попроще… — с этими словами Петруха достал из кармана портсигар. Дешевый, пластмассовый, какие в магазинах продавались по два с полтиной — правда, аляповато украшенный панелькой из анодированного алюминия. Лаврентий Павлович с интересом уставился на Климова: раньше он вроде не курил. Но товарищ Климов лаже открывать портсигар не стал, а чем-то щелкнул — и в кабинете раздалась музыка.
— Вот это — такой маленький радиоприемник, Я могу и погромче сделать, но у него звук не очень хороший потому что динамик тоже крошечный. Так вот, этот приемник — экспериментальный пока — весит всего сто грамм, а вместо ламп в нем используются германиевые детальки. Собственно, самого германия в нем миллиграмм десять, но это неважно. Важно то, что с такими германиевыми детальками вся радиоаппаратура современного самолета будет весть полкило от силы, а система самонаведения боевой ракеты будет весить не десять килограмм, а всего грамм сто. Бомбовый телевизионный прицел мы сможем упаковать килограмма в полтора, причем вместе с блоком питания… дальше рассказывать?
— Пока хватит… а сколько
— Конкретно этот — порядка сотни тысяч рублей. Потому что в цену нужно включить и лабораторное изготовление германиевых деталей, да и само получение германия из тульской золы. А если германия будет много — относительно много — то такой приемник в серийном производстве обойдется рублей в двадцать. А носимый комплект радиосвязи бойцов — рублей, может, в сто.
— А когда вы сможете подобный… носимый комплект нам показать?
— Это у Рожанского спрашивать надо… точнее, кто там в наркомате электронной промышленности главный?
— Так, а кто Вячеслава Михайловича повезет в Швецию? Вы? — Сталин повернулся к Ирине Алексеевне.
— Могу и я, мне, собственно, не жалко. Хотя не могу не отметить, что штатные пилоты Л-610 с этим справятся гораздо лучше меня.
— По вашему лицу я вижу, что у вас ко мне свои вопросы имеются, я прав?
— Да вопрос-то всего один: Ильюшин в Куйбышеве запустил серийное производство своего реактивного бомбардировщика, там теперь они по три штуки в сутки делаются. Я к чему: он на заводе обходится дешевле извращения под названием Ил-2, так что было бы неплохо и в Москве на новую машину перейти. Но это вообще вопрос в рабочем порядке решить можно, а вот то, что Сергей Владимирович звезду Героя труда за самолет свой не получил, мне кажется неправильным.
— Так этот новый его бомбардировщик еще и на фронте толком не проверен. Может быть, штурмовик и получше него окажется.
— А Звезду он как раз своим Ил-2 заслужил. За Ил-28 ему другую Звезду по-хорошему нужно будет дать, чуть позже просто.
— Насчет Ил-2 я мнение Ирины Алексеевны полностью поддержу, — наконец открыл рот и Берия. — Причем и в части снятия машины с производства, и в части Звезды конструктору. А по поводу Ил-28 особо оба предложения поддерживаю: товарищ Хлопин мне сказал, что свое изделие он проектировал именно под возможность использования этой машины как носителя.
— Насчет снятия штурмовика с производства мы с Хруничевым отдельно побеседуем, а насчет Звезды… почему вы представление не подготовили?
— Мне нельзя, я лицо заинтересованное.
— Но вы же не себе…
— Вот получит Ильюшин Звезду, зазнается, расслабится — а я тем временем самолет лучше, чем у него спроектирую. И все скажут, что я это сделала специально!
— Ну конечно… — Сталин рассмеялся. — Ладно, я сам его к званию Героя представлю. У вас все на сегодня?
Когда дверь за Климовым и Лукьяновой закрылась, Сталин повернулся к Берии:
— Что скажешь?
— Это что-то невероятное! И я теперь понял, почему они буквально заставили Громыко договариваться с американцами насчет концессий в Канаде. Ведь если верить тому, что про канадский уран говорит товарищ Суворов — а поводов сомневаться в его словах у нас нет ни малейших — то предотвращение попадания этого урана американцам на самом деле будет самой важной нашей задачей. Анна Федоровна считает, что янки догадаются про водородную бомбу года через два-три после того, как получат бомбу урановую. А без дешевого урана они и атомную долго не сделают.