Титановый бардак
Шрифт:
— Туполев и Микоян?
— Лукьянова сказала, что Туполев, если лениться и выпендриваться не будет, что-то очень приличное сделать способен. А про Микояна сказала, что пусть попробует доказать, что он тоже авиаконструктор. Ну а Яковлев, говорят, первым вызвался такие ракеты делать. Он уже одну сделал, ее даже в серию запустили… это экспериментальная серия, вроде как «для отработки технологии». Но уже готовая с двигателем турбореактивным, его в Новосибирске на новой авиамоторном заводе…
— Но ведь такой двигатель очень дорогой, очень!
— А там специально дешевый делают, его у Лукьяновой даже называют «малоресурсным».
— Это точно не для японцев они делают. С американцами воевать готовятся?
— Не готовятся, — на лице Берии появилась легкая улыбка, — а припасают. На всякий случай…
К ноябрю, как очень ехидно прокомментировал ситуацию Валя, «янки сообразили, что война идет не по плану». То есть сообразили-то они гораздо раньше, однако поначалу у них не было реальной возможности вмешаться в войну за океаном — но Рузвельт решил (как уже высказалась Оля) «воспользоваться преимуществами социалистического строя» и временно национализировал огромное число предприятий, срочно переведенных на производство вооружений и транспорта. И к ноябрю американцы решили, что сил на войну в Европе у них уже достаточно, после чего торжественно объявили войну Италии. Только Италии — видимо, разумно предположив, что воевать еще и с Германией будет слишком накладно. А Гитлер, сообразив, что две войны ему уж точно не потянуть, особо за союзника вступаться не стал.
К войне в Европе американцы подготовились довольно неплохо и уже в первых числах ноября они высадили десант на Корсике, которую итальянцы «отвоевали» у Франции. Второй «десант», еще более мощный, высадился в Марокко — но там, на французской территории, им воевать вообще не пришлось, так что они там высадились и отправились через Алжир и Тунис завоевывать Ливию. Муссолини напрягся: по прямой от аэропорта Туниса до Сицилии самолет летел меньше получаса, а он сам на Сицилии был менее популярен, чем некоторые «американцы»…
Вступление США в войну в Европе оказалось несколько неожиданным для всех, и, естественно, советское правительство было вынуждено заняться обдумыванием простого вопроса: а к чему это может привести. На срочно собранном заседании ГКО было высказано мнений чуть ли не больше, чем там народу собралось — так что после него Лаврентий Павлович решил для себя кое-что прояснить. И после заседания отправился в министерство культуры: ведь Ирина Алексеевна, заняв кресло министра, «не уволилась с предыдущего места работы» и до сих пор была одним из руководителей Девятого управления. Уже из машины Берия позвонил в министерство и уточнил, находится ли товарищ Лукьянова у себя: телефон в машине был, пожалуй, первой пущенной в производство продукцией нового наркомата (то есть уже министерства) систем связи. Очень удобной продукцией — так что, практически наверняка зная, что Ирина Алексеевна сидит
А зайдя к ней в кабинет, он буквально с порога поинтересовался:
— Ирина Алексеевна, мне было бы интересно ваше мнение по поводу того, что вы можете сказать по сложившейся ситуации…
— Мнение? Нет у меня мнения еще, я пока нахожусь в стадии полного охреневания! Но хорошо что вы зашли: я как раз хотела вас попросить выделить пару десятков опытных следователей. Мало того, что половина из ныне издающихся писателей — евреи, так они еще и вопиюще бездарны!
— Хм… возможно, ваше мнение несколько необъективно. Да и чем могут помочь следователи НКГБ в этом вопросе?
— Очень даже могут помочь. Потому что меня интересует не национальность авторов — хотя то, что нация, насчитывающая менее трех процентов от населения страны, занимает больше половины книжного рынка, мне все же не кажется нормальным. Меня очень интересует вопрос, почему эти откровенные шарлатаны получают гонорары, зачастую заметно превосходящие гонорары истинных мэтров. Почему, например, Беляев с полумиллионного тиража романа получает втрое меньше, чем некий Дриз за сборник детских стишков в тридцать две странички на идише, который даже из евреев хорошо если половина знает, и напечатанный тиражом в восемь тысяч. И отдельно мне было бы интересно узнать, куда уходят эти явно незаслуженные гонорары…
— Вы уверены в этом?
— Вот, — с этими словами Ира протянула Берии толстую тетрадь, — тут выписаны и подсчитаны все тиражи и суммы гонораров по примерно восьмистам авторам, и я выбрала получателей в сумме более восьмидесяти пяти процентов от общих выплат авторских за последние пять лет. С сортировкой по тиражам, по гонорарам, по выплатам за страницу книги, по числу запросов книги в библиотеках и по числу сданных торговлей в макулатуру книг, не купленных в магазинах. Занимательная, знаете ли, арифметика…
— Хм… это действительно интересно. Давайте сюда вашу тетрадку, я, пожалуй, знаю, кому поручить это дело. Но вообще-то я хотел другой вопрос задать: что вы думаете о вступлении США в войну с Италией и какие неприятности это может нам доставить в ближайшее время и в перспективе?
— А янки в войну в Европе вступили? Рановато что-то. Только я ничего об этом не думаю, так как только сейчас об этом узнала и времени подумать у меня просто не было. А давайте я вам завтра скажу, что я думаю? Часикам к десяти вас устроит? Просто через полчаса начнется совещание по кинематографии — в кино тоже что-то странное с гонорарами творится, так что до вечера у меня времени все равно подумать не будет…
— Вы заедете ко мне или встретимся в полдень у Сталина? Сами понимаете, не одного меня это интересует.
— В полдень в Кремле? Договорились. Только один вопрос: вам мое личное мнение нужно?
— Мнение Девятого управления.
— Поняла. Завтра в полдень мнение Девятого управления будет доведено до вас и Иосифа Виссарионовича. Ну и для тех, кто еще там будет…
Когда Берия говорил Сталину, что в Девятом управлении все делается совместно, то даже не предполагал, насколько он был прав. Вечером Ира позвонила в Боровичи, и за ужином было принято совместное решение о том, что мнение Девятки лучше всех сможет выразить Светлана: