Ткач
Шрифт:
Ты бы позволила ему продолжить?
Ответ последовал без колебаний. Да.
Она бы так и сделала. Если бы Рекош настоял, притянул к себе еще раз и сказал раздвинуть ноги, она бы охотно сделала это. Бесстыдно.
Жар окатил ее. Ахмья заставила себя отвернуться и оглядела их внезапно ставшее очень одиноким убежище. Ее одежда была разбросана по камням, разорванные, окровавленные полосы юбки валялись на земле, плоды синелозого дерева были забыты в куче, а пояс и сумка Рекоша лежали у дальней стены.
Ахмья уставилась
Ее кольнуло чувство вины из-за того, что она потеряла в реке свою, хотя знала, что, не сняв ее, ей было бы невозможно держать голову над водой.
Она не могла стоять здесь и ничего не делать, не могла просто сидеть и ждать, гадая, куда подевался Рекош.
Гадая, почему он ушел…
И снова ушел без сумки, без припасов, которые могли означать разницу между жизнью и смертью здесь, в джунглях. Ее единственным утешением было то, что он сказал, что останется поблизости.
Будь полезна.
Подойдя к сумке, она присела и потянулась за бечевкой, развязывая узел, прежде чем откинуть клапан и распахнуть его. Все было мокрым. Если бы они боролись только с дождем, сумка из шкуры ятина сохранила бы свое содержимое сухим. Но полное погружение в бушующую реку гарантировало, что ничто не было спасено.
Она вынула вещи изнутри и разложила их сушиться. Пара одеял, бурдюк с водой, топорик с обсидиановым наконечником, несколько маленьких свертков, завернутых в восковые листья, различные лоскутки шелка и кожи, несколько деревянных катушек с туго намотанными нитками и маленькая баночка с тем, что, как предположила Ахмья, было маслом, которым вриксы смазывали свои шкуры. Несмотря на испытания, с которыми им пришлось столкнуться, большая часть вещей была упакована на удивление аккуратно.
Среди вещей было несколько инструментов, в основном сделанных из кости, которые, как она видела, он использовал для плетения веревок и сетей, а также для пробивания отверстий в ткани или коже, а также несколько игл в маленьком футляре. Хотя все они приобрели влажный, затхлый запах, вызванный тем, что их слишком долго оставляли мокрыми, аромат Рекоша остался — намек на пряности и томления.
Ахмья поднесла одну из маленьких тряпочек к лицу и вдохнула. Скорее всего, это был шелк, который он изготовил сам, сотканный его руками, и от него безошибочно исходил его аромат. Аромат, который стал так много значить для нее. Он утешал ее, успокаивал, возбуждал.
На самом дне сумки, под всем остальным, лежал кожаный сверток. Она не могла сказать, что было внутри, но сверток был завернут так плотно и надежно, и она сомневалась, что внутрь попала влага.
Он держал что-то в руках, когда навестил ее на днях, завернутое скорее в ткань, чем в кожу, но похожего размера и формы. Могло ли это быть тем, что он хотел ей подарить?
Какой бы любопытной она ни была, она не стала бы нарушать его личные границы, открывая сверток. Его содержимое, казалось, было защищено от воды, и это все, что имело значение прямо сейчас.
Ахмья расправила его сумку и встала, еще раз оглядывая джунгли.
Рекоша по-прежнему не было видно.
Схватив один из его ножей, она нашла место, где земля была покрыта мягкой растительностью, и села, подтянув ноги
Он близко. Он не оставит меня здесь одну.
Она положила подбородок на колени и уставилась в джунгли.
Ничего не оставалось делать, кроме как ждать.
ГЛАВА 12
?
Огонь в сердце Рекоша только усиливался с каждым шагом прочь от Ахмьи, с каждой холодной каплей дождя, падающей на его шкуру, с каждым ударом его сердец. Он не мог избежать этого жара, тот не ослабевал.
Стебель пульсировал, зажатый в ловушке ладонью, которой он обхватил его. Боль за приоткрытой щелью была глубоко укоренившейся мукой, которая затуманивала его разум от желания.
Зарычав, он, пошатываясь, остановился и сильнее надавил на стебель. Дрожь пробежала по нему, заставив встать дыбом тонкие волоски на шкуре, и вода брызнула с тела, когда он резко выдохнул. Каждая боль, которую он испытывал вчера, теперь была еще сильнее, но ничто не могло преодолеть жар.
Он никогда не чувствовал ничего подобного. Он никогда не был так поглощен желанием, так движим похотью. И у него никогда не было такого, чтобы его стебель внезапно… с силой вырвался наружу.
Каждый инстинкт требовал, чтобы он вернулся к Ахмье. Вернуться и заявить на нее права единственным способом, который имел значение — связав и войдя в ее влажную, теплую щель, оставив на Ахмье свои следы, снаружи и внутри. Его конечности дрожали, а шкура зудела от желания вернуться.
Красная дымка по краям зрения рассеялась, и сердце забилось быстрее.
— Нет! — прорычал он, качая головой.
Хотя он никогда этого не испытывал, он знал, что это такое. Брачное безумие. Его инстинкты пытались захватить контроль, угрожая довести до звериных притязаний на свою пару. Рекош наконец понял.
Но он не позволит безумию овладеть им. Он не откажется от контроля, если это поставит под угрозу его маленький цветок.
Достаточно того, что она была дважды ранена под его защитой. Даже подумать, что он сам может причинить ей вред…
Нет. Он не мог этого сделать. Не стал бы.
Его стебель запульсировал, словно выражая несогласие. Рекош обхватил его пальцами и сжал, шипя сквозь клыки. Хватка усилила боль в сердцах. Он закрыл глаза, наклонил голову и вдохнул. Дождь лил со всех сторон в беспорядочном ритме, контрастируя с ровным, но стремительным биением его сердец.
Ни одна самка никогда не действовала на него подобным образом. Запахи самок-вриксов могли свести с ума, когда те были охвачены похотью, и Рекош чувствовал возбуждение, вызванное этими феромонами, но никогда не поддавался их влиянию. У него никогда не возникало искушения поддаться.