Тлеющий уголек
Шрифт:
– О чем ты думаешь?
– спрашивает он, играя с моими волосами.
– О жизни и смерти, - признаюсь я.
Он колеблется.
– Ты ведь знаешь, что можешь все мне рассказать, верно? Я чувствую, словно... я не знаю... ощущения, словно ты что-то держишь в себе, думая, что, по каким-то причинам, не можешь никому доверять.
В моей голове крутятся слова отца. Эмми, если и есть что-то, что тебе следует знать о жизни, так это то, что нельзя доверять никому и ничему. Жизнь - это гребанная
– Я хочу, чтобы ты узнала меня и раскрылась, - добавляет он.
– Я чувствую, как много ты держишь в себе.
– Ты тоже, с твоим отцом. Ты не любишь говорить о нем, и ты так до конца и не рассказал, почему переехал сюда.
– я прикусила язык.
– Извини. Я не знаю, в чем моя проблема.
– Травма головы. Смерть. Или, может быть, это потому, что мое тело дрожит в каждом месте, где он касался меня.
Он тяжело сглатывает.
– Нет, все в порядке.
– он скользит вниз так, что наши глаза оказываются на одном уровне, прижимаясь своей голой грудью к моей.
– Ты хочешь знать кое-что обо мне, поэтому я расскажу тебе... я переехал сюда, чтобы избежать напоминаний об отце. Даже после того, как он умер, тяжелые воспоминания окружали меня в доме, который он оставил мне в своем завещании... каждое место, где мы ходили вместе... воспоминания были повсюду, и я нуждался в бегстве - бегстве от смерти.
– Я все понимаю, - я чувствую себя стервой.
– Я не должна была заставлять тебя рассказывать мне.
– Я хотел рассказать тебе.
– он заправляет мне прядь волос за ухо и на мгновение пожирает меня своими губами.
– Потому что хочу, чтобы тебе было комфортно делиться со мной.
Я открываю рот, чтобы сказать ему все, выплеснуть свои сердце и душу, но, опять же, слова отца эхом отзываются в моей голове.
– Иногда, я чувствую, что жизнь - это просто один большой тест, чтобы увидеть, как долго мы сможем выживать.
Я кладу голову ему на грудь и крепко зажмуриваюсь, ожидая, когда он уснет.
– Хочешь услышать, что означает моя татуировка?
– спрашивает он, его голос мягкий, как перышко.
Я удивлена. Я думала, он разозлится или решит, что я сошла с ума.
– Да, я хотела бы услышать.
– Это история, которую мне постоянно рассказывал отец.
– он удерживает мою руку на своей груди, его сердце быстро бьется под моей ладонью.
– Чернота сотрясла землю и захватила тела смертных. Огонь возник над полями, и голод овладел океанами. Смерть победила гнев и Ангелов Смерти. Это был конец, но одна жертва отменила все. Один прекрасный Мрачный Ангел со смертью в её крови и на ее плечах объединила их, и единственным выбором она спасла мир. Но бой не будет легким. Смерть могла бы играть с её разумом и жизнью, но Ангелы сделают все возможное, чтобы защитить ее. Она будет бороться, правильно и неправильно, и может все испортить, но, в конце концов, ей придется сделать правильный выбор, иначе Смерть победит и людей, и Ангелов ждут вечные муки.
– Но что это значит...
– мои веки тяжелеют, и я начинаю дремать.
– И почему они начинают бороться... Разве обе они не смерти? Или это было из-за...- Душ.
– Уже поздно, - шепчет Ашер, нежно целуя кончик моего уха.
– Я останусь здесь, пока ты не уснешь.
Мои веки подрагивают.
– Хорошо...
Спустя несколько секунд, я засыпаю без сновидений, засыпаю, свободная от смерти.
Глава 15
Я просыпаюсь от стука в парадную дверь, чем дольше это продолжается, тем громче стук. Наконец, я сбрасываю одеяло и встаю с кровати. Ашер ушел, и в моей комнате темно, а за окном мигают красно-синие огни. Я натягиваю футболку и шорты и спускаюсь вниз.
В последний раз, когда приходили копы, Йен разбил машину. Мама отправилась с ним, потому что раны от смерти Алисы были еще свежи, а он был в больнице в течение двух дней, восстанавливаюсь от тяжелой травмы головы.
Я распахиваю входную дверь. На крыльце стоят двое патрульных. Один низкий и мускулистый, другой высокий и неуклюжий. Полицейский автомобиль припаркован на подъездной дорожке, и мои соседи уже собрались на крыльце, наблюдая за происходящим в своих пижама, красные и синие огни освещают их сжечь-ее-на-костре выражения лиц.
Низкий офицер читает бумаги, прикрепленные к планшетке у него в руках.
– Вы Эмбер Роуз Эдвардс?
Мой пульс замирает.
– Да, это я.
– И вы владелица Додж Челленджер 1970 года?
Ох, черт.
– Эмммм...
– Если соврете, у вас будут большие проблемы, - предупреждает офицер.
– Она моя.
– у него крошки в усах, и я не могу перестать на них смотреть.
– Или моего отца и моя.
– Ваш отец Патрик Эдвардс?
– спрашивает высокий, и я киваю.
– Он исчез несколько лет назад, и вас вызывали на допрос.
Я киваю.
– Да, и что?
Он хмурится и скользит пальцем по бумаге.
– Здесь говорится, что вы на испытательном сроке за хранение наркотиков.
Я прикусываю язык. Наркотики не мои - они были Йена. Но я взяла упаковку для него, так как он страдал маниакальными эпизодами. (Маниакальный эпизод – это аффективное расстройство, характеризующееся патологически повышенным фоном настроения и увеличением объема и темпа физической и психической активности.) - Да, это я.
– Вы должны пойти с нами.
– он снимает наручники с пояса и держит их в руке, как предупреждение о том, что мне лучше хорошо себя вести.
– Ваш автомобиль был вытащен сегодня из озера.
– Я не знала, что автомобиль в озере - это преступление, - говорю я, облокотившись о дверной проем.
Он являет мне абсолютную нетерпимость.
– На самом деле, немного подозрительно, что вы не сообщили об этом, и он обнаружен неподалеку от места преступления.