Тьма на ладони
Шрифт:
– Ну еще бы, – сказал я.
– В общем, я у себя.
– Понял. Через полчаса буду.
Я вылез из постели. Голова разваливалась на куски. Температура упала, хотя и не понятно на сколько. Может, просто похмелье? Как бы там ни было, Какисиме сейчас хреновей, чем мне. Не знаю, когда он услышал эту новость, но похоже, этой ночью он не ложился. Судя по голосу в трубке, мне он звонил далеко не первому. Я наскоро напялил костюм и сунул в карман градусник, купленный вчера в аптеке.
На двадцатом этаже царила тихая паника. Двери зала для совещаний, из которого я звонил
Я прошел мимо, сразу в кабинет Какисимы.
Дверь я открыл без стука. Какисима сидел за столом и глядел в монитор. Лицо его было серым от усталости.
– Ну вот… Газетчики уже в курсе, – проворчал он и глубоко вздохнул. – В срочных новостях уже написали. Сейчас набьются сюда как сельди в бочку. Не было печали.
– Откуда узнали-то? От полиции, что ли?
Он покачал головой:
– Черт его знает… Ты, кстати, меня извини. Я тебе еще раз звонил, да ты уже ушел.
– Зачем?
– После тебя я звякнул Санаде. Он сказал, что у тебя температура за сорок. Прости, я не знал.
– Мне уже лучше. Не бери в голову.
В такси по дороге на работу я измерил температуру. Тридцать восемь с мелочью. Наверное, из-за того, что всю ночь потел.
– Значит, Санада тоже скоро притащится?
– Ага. Я уже обзвонил всех начальников отделов и выше. Когда все соберутся, проведем экстренное собрание. Тебя, конечно, можно было не дергать. По телефону бы обо всем договорились.
– Да все в порядке. Санада живет в Фунабаси, ему целый час добираться. Вот и расскажи пока, что случилось.
Какисима кивнул и, борясь с усталостью, начал рассказ.
Десять лет назад у Исидзаки умерла от какой-то болезни жена. С тех пор он жил втроем со старшим сыном и невесткой. Внуков у него не было. Вчера вечером около девяти он вернулся домой в Хироо. Не слишком поздно, не слишком рано. Как всегда, принял ванну и около полуночи закрылся в своем кабинете.
Сын Исидзаки работал архитектором в компании «Строительство Нидзё». Вчера вечером он взял работу на дом и не спал допоздна. Возвращаясь из туалета мимо кабинета отца, вдруг заметил, как из-под двери выбивается свет. Шел уже второй час ночи. Обычно в это время отец уже спал. Сын постучал, но никто не ответил. Тогда он открыл дверь. И увидел тело отца, висевшее в центре комнаты.
Тут же позвонили в «119». [16] Примчалась «скорая», но жизнь Исидзаки уже оборвалась. Врач попытался сделать массаж сердца, но тело было уже холодным. Затем пришел участковый, узнавший о произошедшем от службы спасения.
На рабочем столе Исидзаки нашли два конверта. Один адресован сыну, другой – гендиректору «Напитков Тайкэй».
– Исидзаки повесился?!
Какисима кивнул:
– На электрическом шнуре. Закрепил его на крюке для люстры. Как только врач засвидетельствовал факт смерти, сын позвонил руководству компании. Гендиректору в том числе. Тадокоро тут же сообщил мне, и я выехал на место происшествия. Часа в два ночи. А под утро судмедэкспертиза подтвердила факт самоубийства.
16
119 – телефон общей службы
– Погоди-погоди, – перебил его я. – Какая еще экспертиза?
Какисима недоуменно посмотрел на меня:
– Обычная, в институте Тоё… Скорее всего, тело уже привезли домой. Что-то не так?
– Ну конечно, – ответил я. – Ты что, думаешь, судмедэкспертиза производится после любой смерти? Ничего подобного! В тех случаях, когда подозрения в убийстве не возникает – смерть через повешение, пожар или ДТП, – достаточно официального вскрытия, которое подтверждает, что смерть была ненасильственной. Таким вскрытием занимается патологоанатом в обычном морге. А экспертизу поручают институтам, которых в Токио всего пять или шесть, лишь когда нужно установить причину смерти. То есть только в том случае, когда вероятность убийства достаточно велика…
– Откуда ты всего этого набрался?
– Ты забыл, где меня воспитывали?
Он взглянул на меня, помолчал и сменил тему:
– В общем, это самоубийство. Только что пришло подтверждение из полиции.
– Но зачем было привлекать судмедэкспертов? Тут что-то не так.
– Ну, тогда вот тебе еще одна деталь, – продолжал Какисима. – Районом Хироо, где жил Исидзаки, должны заниматься полицейские из округа Адзабу. Об этом мне участковый сказал. Тот же, что сообщил результаты экспертизы. Вот только в дом к Исидзаки чуть позже заявился еще и человек из Второго отдела полицейского департамента. Об этом болтали полицейские из Адзабу. А я краем уха подслушал.
– Хм-м… – протянул я. – Второй отдел? «Интеллектуальные преступления и финансовые махинации»?
– Похоже на то. Если об этом разнюхают газетчики, скандала не избежать.
– У тебя есть какие-то догадки?
– Может, и есть, но я не уверен. Пока ничего сказать не могу. Хотя бы из уважения к покойнику. Так или иначе, факт самоубийства уже доказан. Да и предсмертные письма это подтверждают окончательно.
– Ты знаешь, что в этих письмах?
Он кивнул:
– Мне показывал гендиректор. «Всю вину за кризис в компании я беру на себя. Прошу разобраться с последствиями». И подпись.
– И больше ничего?
– Ни словечка. Письмо сыну он мне тоже дал посмотреть. Там все еще короче. «Прости за доставленное беспокойство. Счастья вам с Киёко». Киёко – это невестка. Обе подписи подлинные, подозрения не вызывают. По словам сына, Исидзаки, вернувшись с работы, вел себя совершенно обычно. Да и полиция не сомневается в самоубийстве. Сын также сказал, что старик страдал легкой формой депрессивного психоза – об этом я сам впервые услышал – и время от времени наведывался к врачу. В тот самый институт Тоё, где проводилась экспертиза.
– Хм-м… – снова промычал я.
– Я же попросил тебя приехать в такую рань, чтобы ты рассказал о том, что случилось вчера. Конечно, я мог бы спросить и Санаду, но мне показалось, он знает не все. Вчера после обеда ты звонил президенту, не так ли? Нисимура, его секретарша, обмолвилась об этом по телефону.
Я мысленно усмехнулся. Какисима в своем репертуаре. Даже из Нисимуры вытянул все, что мог.
– Ну, давай по порядку, – сказал я. – Утром президент говорил с нами о новом ролике.