Тьма над Лиосаном
Шрифт:
Оставшись в коротенькой — до колен — блузе, охваченная ужасом, она замерла, прикрывая наготу дрожащими скрещенными руками. И в этот миг датчанин кинулся на нее, сбил с ног и придавил всей своей тяжестью к полу.
Остававшиеся в каминной рабы забрали свою еду и молча, старательно пряча глаза, разбрелись по углам, делая вид, что не обращают на происходящее никакого внимания.
Пентакоста потеряла способность к сопротивлению, она задыхалась. Воздух почти не проникал в ее легкие, а изо рта при попытке вдохнуть вырывались невнятные свисты. Туша Дилингра уже на нее не давила, но датчанин большим пальцем пережимал ей горло, и Пентакоста
Дилингр, сопя, свободной рукой стаскивал с нее блузу и наконец разорвал ее — от шеи до нижней каймы. Не отпуская горла своей жертвы, он привстал на колени и приспустил шаровары, затем снова лег. Нетерпеливо поерзав, датчанин раздвинул пленнице бедра и, сладострастно урча, попытался проникнуть в нее. Но лоно полупридушенной Пентакосты было сухим — да и как могло быть иначе? — и насильник, изрыгая проклятия, четырежды штурмовал его, налегая всем весом и причиняя ей неимоверную боль. Наконец вторжение состоялось, и Пентакосте стало полегче, хотя датчанин был очень рассержен и удовлетворял свою похоть быстрыми, безжалостными толчками, очевидно, желая ее таким образом наказать. Но он добился лишь одного: поразительно скорого извержения семени — и задергался, изливаясь; затем, обессиленный, загнанно вздрагивающий, упал на свою жертву и обмяк. Туша его была очень тяжелой, но Пентакосте это казалось лишь мизерным неудобством: она наслаждалась, она получила возможность дышать.
Поднимаясь, Дилингр дважды ударил ее по лицу.
— Это — за сопротивление, а это — за дерзость.
Пентакоста плюнула в него, и он снова ее ударил.
Встав на ноги, датчанин подтянул шаровары, потом, закрепив пояс, пнул Пентакосту ногой.
— Ты никогда больше мне не откажешь. — Он схватил со стола чашу с медом и, опустившись на лавку, жадно ее осушил. — Если станешь сопротивляться, я переломаю тебе ноги.
— Ты! Ты!
Пентакоста не находила для этого дикаря достойных проклятий. Все кары меркли в сравнении с тем, что он только что сделал.
— Так-то, высокородная дама, — усмехнулся, все еще отдуваясь, Дилингр. — Когда бы я ни захотел овладеть тобой, ты подчинишься — и с гораздо большей охотой. Иначе пожалеешь. — Он с презрением оглядел ее. — А теперь пошла прочь.
— Предупреждаю тебя: ты не получишь денег, если еще хоть раз прикоснешься ко мне.
Пентакоста перекатилась на бок и села, подтянув колени к груди. Она заставляла себя успокоиться, не желая доставить ему удовольствие своим плачем.
— Ты будешь ставить условия, когда привезут эти деньги. А пока их тут нет, я твой хозяин. — Дилингр пальцем подцепил ее платье, валявшееся на лавке. — Какая жалость! Теперь это просто тряпье.
— А виноват ты, — резко сказала Пентакоста.
Вопреки всем усилиям, слезы все-таки хлынули из ее глаз.
Он рассмеялся, и весьма неприятно.
— Надеть теперь тебе нечего. А одежда даром не достается. Помни об этом, если не хочешь ходить нагишом.
Она сжалась в комок.
— Ты не посмеешь!
— Еще как посмею, — рассмеялся Дилингр. — Хочешь что-нибудь получить, будь со мной ласкова. Будешь упираться, не получишь вообще ничего. — Он был доволен тем, что нашел ее слабое место. — Такие, как ты, любят принарядиться. У тебя уже завтра может быть все.
Будь ее воля и к ней в придачу — топор, Пентакоста с огромнейшим наслаждением отрубила бы голову этому негодяю. Однако тут надо было действовать по-другому.
— Прости. — Она судорожно вздохнула. — Да, я вела себя дурно. Не гневайся на меня, господин.
Дилингр нагнулся, схватил ее за волосы, заглянул в заплаканное лицо.
— Ведь ты способна вести себя хорошо, высокородная дама? — с самодовольным видом вопросил он. — Тогда докажи мне это. Докажешь — не пожалеешь. — Он рывком вздернул ее на ноги. — Ты знаешь, где я сплю. Ступай туда.
Пентакоста поглядела на затаившихся в полумраке рабов.
— Они смотрят. Мне стыдно идти в таком виде. — Ей вовсе не было стыдно — кого тут стесняться? — ей просто хотелось проверить, не лжет ли он, уверяя ее в своей доброте.
Он пренебрежительно потрепал ее за ухо.
— Ты одна из них. Какая разница? Пускай глядят.
— Они… неблагородного происхождения. — Пентакоста потупилась, потом вскинула голову и пояснила, встретив его вопросительный взгляд: — Они ниже меня. Много ниже. Неужели это непонятно?
Дилингр угрюмо взглянул на пленницу.
— Ты в любой момент можешь стать ниже их, если не угодишь мне. Ступай.
Пентакоста потерла глаза кулачками, раздумывая, подчиниться сейчас ему или нет. Кто знает, что у него на уме? Он ведь скор на расправу, душитель. Она поднесла руку к горлу.
— Умоляю, по крайней мере позволь мне прикрыться пледом, на каком ты сидишь.
Дилингр сдался и встал.
— Ладно, возьми его. Но будь послушной. — Он пожевал губами и в качестве компенсации за уступку заявил, указывая на рабов: — Если ты опять заартачишься, они научат тебя уму-разуму. Я отдам тебя им. На целую ночь… или на две.
— Нет! — вскрикнула Пентакоста и опять зарыдала. — Умоляю, не отдавай им меня!
— Это уж как придется, — сказал Дилингр, раздуваясь от спеси. — До тех пор, пока не доставят выкуп, я буду держать тебя при себе. Но, разумеется, поначалу погляжу, какова ты.
Пока все шло как по маслу, и Пентакоста склонила голову.
— Я буду послушной. Позволь мне служить тебе, господин.
— Разве я против? — спросил Дилингр, игриво подшлепнув ее. И тут же лицо его посуровело. — Но, если выкуп окажется вздорным, я не вручу тебя тем, кто за тобой явится, и ты в моем доме будешь служить подстилкой всем, кто захочет улечься с тобой.
Пентакоста пошатнулась, получив сильный толчок.
— Ступай, — рассмеялся дикарь.
— Они заплатят, мой господин. Столько, сколько ты скажешь, — пробормотала она.