Тьма надвигается
Шрифт:
– И даже если не сможет, – добавил Фернао.
Шансы на то и другое, по его мнению, соотносились как один к одному. Постоялый двор держали янинцы и пытались, как могли, потчевать гостей сытной кухней своей родины, но готовить им приходилось из того, чем питались обитатели льдов: верблюжатины, верблюжьего молока, верблюжьей крови и каких-то кореньев, напоминавших на вкус гипс. В результате получались блюда разнообразные, но душа к ним у Фернао как-то не лежала.
Тем не менее чародей опустошил тарелку мяса с вареными кореньями, запивая самогоном, который в Хешбоне гнали из тех же кореньев.
Потом со всей возможной поспешностью Фернао и Пенда покинули постоялый двор и направились на базарную площадь.
– Может быть, сегодня нам подвернется караван на восток, – промолвил Пенда, как это случалось каждый день.
– Может быть, – отозвался чародей рассеянно – отчасти потому, что ему надоело изо дня в день слышать одно и то же, а отчасти потому, что в этот миг он смотрел на юг, где лежал Барьерный хребет. Всякий раз, выходя на улицы Хешбона, Фернао не мог отвести взгляда от далеких гор – высокие, острозубые, они тянулись вдоль горизонта, покрытые снегами и льдами до половины сбегающих в море отрогов. Не один исследователь сложил голову, пытаясь подняться на их вершины. Другие искатели приключений стремились преодолеть Барьерный хребет и достичь промороженных внутренних областей полярного континента. Те, кому удавалось избежать встречи с дикими обитателями льдов, горными обезьянами и опасностями менее существенными, писали потом книги о своих приключениях.
Примерно половину прохожих составляли невысокие смуглые янинцы, укутанные поверх тугих панталон и камзолов с широкими рукавами в теплые суконные плащи. Остальные, за вычетом немногих иноземцев вроде Фернао и Пенды, были обитателями льдов. Накидки с капюшонами из того же сукна или вязанные из верблюжьей шерсти, скрывали их фигуры от макушки до пяток. Нечесаные бороды начинались от самых глаз, волосы опускались до бровей. Женщины этого племени, в отличие от всех прочих народов, могли похвалиться столь же густой растительностью на лице.
Они никогда не мылись. Холодный климат отчасти извинял их в этом, но, на взгляд Фернао, лишь отчасти. Хрусткий стылый воздух прогибался от вони, испускаемой равно верблюдами и их хозяевами. Да и верблюды здешние мало напоминали зувейзинских – у них были два горба вместо одного и густая, вся в колтунах бурая шуба. Только скверный характер сразу приводил на память их пустынных собратьев.
У обитателей льдов характер тоже был не сахар. Какая-то женщина осыпала верблюда проклятиями на гортанном родном наречии – Фернао не понимал ни слова, но, судя по ее тону, от брани могли расплавиться ледники в Барьерных горах. Пенда взирал на нее, как завороженный.
– Как думаешь, у них шерсть по всему телу растет? – Прежде чем Фернао успел ответить, король добавил: – И какой несчастный настолько изголодается по женщинам, чтобы проверить?
– Думаю, что по всему, – отозвался чародей. – И поэтому иные клиенты готовы платить любые деньги за общение с ними в самых роскошных борделях Приекуле, Трапани… да и, должен признаться, Сетубала.
Ему показалось, что Пенду сейчас стошнит.
– Зря вы мне это сказали, почтенный чародей!
Фернао подавил улыбку. По
Фернао вздохнул.
– Если бы не здешняя киноварь, обитатели льдов могли бы хоть подавиться своей убогой страной.
– Если бы здесь не жили дерлавайцы, нам значительно сложней было бы скрыться из Янины, – заметил Пенда.
– Верно, – согласился Фернао с неоспоримым. – Зато теперь мы никак не можем выбраться из Хешбона.
Они вышли на базарную площадь. Она немного напоминала красочный базар в центре Патраса – янинской столицы – но лишь немного. Жизнь здесь, как и во всем Хешбоне, крутилась вокруг верблюдов. Янинцы и обитатели льдов выставляли на продажу мясо, молоко, сыр, шерсть, самих верблюдов и то, что вьючные звери привозили в город на своих горбах: меха и киноварь в мешках из верблюжьих шкур.
Туземцы и пришельцы торговались на разный манер. Янинцы были, как это у них водилось, даже более возбудимы, или, верней сказать, искренни в своем возбуждении, чем альгарвейцы. Они хватались за голову, закатывали глаза, подпрыгивали и, казалось, готовы были от волнения свалиться, как от апоплексии.
– Это называется киноварь? – взревел один, указывая на полный мешок рыже-красного щебня.
– Да, – отозвался обитатель льдов, с которым янинец пытался торговаться.
Даже поза его выражала полнейшее безразличие к театральной ярости покупателя, отчего янинец взъелся еще сильней.
– Это самая скверная киноварь из всех киноварей на свете! – вскричал он. – Дракон лучше станет палить огнем, если накормить его бобами и поджигать газы под хвостом, чем от этой дряни!
– Не покупай, – ответствовал обитатель льдов.
– Грабитель! Разбойник! – взвизгнул янинец.
Кочевник в грязном балахоне молча взирал на него, ожидая, когда предположительно цивилизованный обитатель Дерлавая назовет наконец свою цену. Когда янинец успокоился настолько, чтобы прервать поток нечленораздельных воплей, именно так он и поступил.
– Большая часть киновари с этого базара, – заметил Пенда, – поступает прямиком в Альгарве.
– Знаю, – грустно отозвался Фернао.
До Шестилетней войны Альгарве держала несколько факторий на побережье южного континента, восточнее Хешбона. Сейчас эти города находились в руках или Лагоаша, или Валмиеры (хотя раз Валмиера пала перед воинами короля Мезенцио, кто знает, что сталось с полярными владениями каунианской державы?). Если Фернао и Пенда смогут добраться до Мицпы – ближайшей лагоанской колонии, они окажутся в безопасности.
Если…
Война в Дерлавае нарушила распорядок караванов на юге. Формально Янина не вступила в войну с Лагоашем, но была так близка к союзу с Альгарве, что торговля между нею и врагами ее великого соседа практически прервалась.
В стороне какой-то обитатель льдов держал вьючных верблюдов в поводу, но не пытался выставить на продажу их груз, и Фернао с Пендой немедленно направились к нему.
– Знаешь этот язык? – спросил Фернао по-альгарвейски.
– Да, – промолвил дикарь. Уловить выражение его немытой бородатой физиономии было невозможно.